Льюис Уоллес - Бен-Гур

Звезды уже высыпали на небе, низко нависшем над городом и темной громадой гор, когда она успокоилась настолько, что смогла вернуться в летний домик на крыше и занять свое привычное место рядом с отцом, смиренно ожидая его велений. Похоже, что в жертву этому долгу она должна будет принести свою юность, если не всю жизнь. И надо сказать правду, теперь, когда первая острая душевная боль отступила, мысль эта даже принесла ей удовлетворение.

Спустя час после сцены на крыше Балтазар и Симонидис – последний в сопровождении Есфири – встретились в большой зале дворца. Пока старики беседовали между собой, в залу вошли Бен-Гур и Айрас.

Молодой еврей, представ перед своими соратниками, подошел прежде всего к Балтазару, почтительно приветствовал его и столь же почтительно принял ответный привет. Затем он направился было к Симонидису, но приостановился при взгляде на Есфирь.

Причиной этого был новый облик Есфири, по-новому подчеркивавший ее красоту. Пока он в удивлении взирал на девушку, внутренний голос напомнил ему про нарушенные им клятвы ей и невыполненные обеты.

На мгновение он было смутился, но тут же овладел собой. Подойдя к Есфири, он сказал:

– Мир тебе, прекрасная Есфирь, мир также и тебе, Симонидис.

При этих словах он взглянул на купца и добавил:

– Да пребудет с тобой благословение Господне, ибо ты стал истинным отцом всем сиротам.

Есфирь выслушала его с потупленным взором, а Симонидис ответил:

– Я могу только повторить слова доброго Балтазара, о сын Гура, – добро пожаловать в твой отцовский дом. А теперь сядь, поведай нам о своих странствованиях, о своих трудах и об удивительном Назаретянине – кто он такой и что собой представляет. Где, как не здесь, ты можешь сбросить с себя все заботы? Присядь, молю тебя – здесь, рядом с нами, чтобы мы все могли тебя слышать.

Есфирь тут же сделала несколько шагов и принесла мягкий стул, поставив его рядом с Бен-Гуром.

– Спасибо, – благодарно кивнул он ей.

Усевшись и обменявшись несколькими фразами со всеми присутствующими, он обратился к мужчинам:

– Я пришел, чтобы поведать вам о Назаретянине.

Старики обратились во внимание.

– Уже много дней я следовал вместе с ним, наблюдая за ним со всей пристальностью, на какую только способен человек, с нетерпением ждавший его появления. Я видел его при всех обстоятельствах, в которых проявляется характер человека; и теперь с уверенностью могу сказать – он такой же человек, как и я сам. Но точно так же я уверен в том, что он являет собой и нечто большее.

– Что именно большее? – спросил Симонидис.

– Я сейчас расскажу вам…

Но появление нового человека прервало его речь; Бен-Гур повернулся и, протянув руки вперед, бросился к этому вошедшему в залу.

– Амра! Добрая старая Амра! – воскликнул он.

Старуха поспешила ему навстречу; и все присутствующие, увидев неописуемую радость на ее лице, даже не обратили внимания на то, сколь морщиниста и темна ее кожа. Амра упала перед юношей на колени, обхватила руками его ноги и покрыла поцелуями его руки. Он же, отведя с ее лица прядь седых волос, целовал ее морщинистые щеки, не уставая повторять:

– Амра, добрая Амра, неужели ты ничего, совсем ничего не слышала про них – ни единого словечка?

От этого вопроса старуха разразилась рыданиями, которые сказали ему все яснее всяких слов.

– Господь свершил свою волю, – произнес он таким тоном, что всем присутствующим стало ясно, что у него нет больше никакой надежды найти или узнать что-то про своих родных.

Глаза Бен-Гура были полны слез, которые он не хотел демонстрировать присутствующим, поскольку был мужчиной.

Справившись с собой, он снова опустился на стул и сказал:

– Подойди сюда, Амра, и сядь рядом со мной – вот сюда. Нет? Тогда сядь у моих ног, потому что мне надо много рассказать моим друзьям про того удивительного человека, который явился в наш мир.

Но она подошла к стене и, опершись на нее спиной, села прямо на пол и обхватила руками колени. Тогда Бен-Гур, поклонившись старикам, начал свой рассказ:

– Я не хотел бы отвечать на ваши вопросы о Назаретянине, не рассказав вам сначала о том, что Он делал и чему я был свидетелем. Я тем более намерен сделать это, друзья мои, поскольку завтра Он должен прийти в город и собирается отправиться в Храм, который называет домом своего Отца и где предполагает открыться народу. Таким образом, завтра мы и весь Израиль узнаем, прав ли ты, о Балтазар, или ты, о Симонидис.