– Я его мало знаю. Пока был жив его отец, молодой человек оставался на военной службе и только теперь появился в здешних краях. Однако он уже известен как любитель прекрасного пола, и хорошо, что миловидная Джесси скоро будет замужем.
Трэверс опять задумался. Кенелму долго не удавалось заставить его заговорить. Наконец Кенелм ласково обратился к нему:
– Дорогой мистер Трэверс, не считайте меня дерзким, если я позволю себе предположить, что сегодня утром что-то взволновало или рассердило вас. Если так, то часто получаешь облегчение, когда выскажешься даже перед таким поверенным, как я, столь малоспособный советовать или утешать.
– Вы славный малый, Чиллингли, и я не знаю, по крайней мере здесь, человека, которому охотнее излил бы душу. Признаюсь, я расстроен, обманут в самых дорогих моих ожиданиях, и, – прибавил он с легким смехом, – меня всегда злит, когда что-либо идет не по-моему.
– Меня – тоже.
– Не находите ли вы, что Джордж Бельвуар – прекрасный молодой человек?
– Конечно.
– Я считаю его красавцем. Кроме того, он гораздо степеннее многих молодых людей его возраста и состояния, а вместе с тем у него нет недостатка ни в боевом задоре, ни в знании жизни. Ко всем этим достоинствам у него прибавляются еще энергия и честолюбие, которые так помогают людям достигнуть отличия в общественной жизни.
– Совершенно справедливо. Неужели он отказывается от выборов?
– Боже милостивый! Нет!
– Так каким же образом он мешает вам поступить по-своему?
– Не он, – сердито сказал Трэверс, – а Сесилия. – Разве вы не понимаете, что Джордж именно такой муж, какого я выбрал бы для нее! Утром я получил от него прекрасно написанное письмо, в котором он просит у меня разрешения высказать свои чувства Сесилии.
– Ну, пока все идет по-вашему.
– Да, а тут-то и нашла коса на камень! Разумеется, я должен был сообщить об этом письме Сесилии, и она решительно отказывается от Трэверса, не приводя никаких причин. Она не отрицает, что Джордж хорош собой и умен, что предпочтением такого человека всякая девушка могла бы гордиться, но говорит, что не может любить его, а когда я спрашиваю, почему, не дает никакого ответа. Это очень досадно.
– Досадно, – ответил Кенелм, – но любовь – самая тупоголовая из всех страстей: она никак не хочет слушаться рассудка. Ей неизвестны основные законы логики. «У любви нет почему» [130], – сказал один из тех латинских поэтов, которые писали любовные стихи, называемые элегиями, – это название мы, современные люди, даем надгробным песням. Что касается меня, то я не могу понять, чтобы кто-нибудь добровольно решил лишиться рассудка. И если мисс Трэверс не хочет лишаться рассудка только оттого, что Джордж Бельвуар его лишился, вы не сможете убедить ее, хотя бы говорили до дня Страшного суда.
Трэверс невольно улыбнулся, но ответил серьезно:
– Конечно, я вовсе не желал бы, чтобы Сисси вышла замуж за человека, который ей не нравится, но о Джордже этого сказать нельзя: какой девушке он может не нравиться? А если бы даже он был ей безразличен, такая благоразумная, такая любящая и так хорошо воспитанная девушка непременно полюбит после свадьбы доброго и почтенного человека, особенно если у нее нет другой привязанности, чего, конечно, у Сесилии быть не могло. Словом, хотя я и не желаю принуждать дочь, я не хочу отказаться и от своих намерений. Понимаете?
– Вполне.
– Я тем более желаю этого брака, столь приличного во всех отношениях, что, когда Сесилия начнет выезжать в свет в Лондоне – она еще не представлена ко двору, – вокруг ее красоты и предполагаемого наследства, наверно, столпятся все смазливые искателя приданого и титулованные бездельники. И если в любви не бывает «почему», как я могу быть уверен, что она не влюбится в негодяя?
– Мне кажется, это совсем не должно вас тревожить, – сказал Кенелм, мисс Трэверс слишком умна.
– Да, теперь. Но разве не сказали вы сами, что в любви люди лишаются рассудка?
– Правда, я это забыл.
– Поэтому я не хочу отвечать на предложение Джорджа решительным отказом, а между тем было бы недобросовестно возбуждать в нем пустые надежды. Словом, пусть меня повесят, если я знаю, что ему написать.
– Вам не кажется, что Джордж Бельвуар не неприятен мисс Трэверс, и если она чаще станет видеться с ним, может быть, он понравится ей еще больше? Таким образом, было бы хорошо и для него и для нее не лишать их этой возможности.
– Вот именно.
– Почему же не написать в таком духе: «Любезный Джордж, от всей души желаю вам успеха, но моя дочь еще не намерена выходить замуж. Позвольте мне считать ваше письмо ненаписанным и продолжать наши прежние отношения». Поскольку Джордж знает Вергилия, вам могут пригодиться здесь ваши школьные воспоминания, и вы можете прибавить: «Varium et mutabile semper femina!» [131] [132] – это избито, но справедливо.
Читать дальше