Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

– Боже сохрани! Вы пугаете меня, сэр.

– Пугаю вас? Пусть будет так. Всякий счастливец должен бояться за свое счастье, иначе оно улетит. Прилагайте все усилия, чтобы его приковать, и вы его сохраните, потому что к счастью присоедините долг. «А ведь долг, – пробормотал Кенелм, выходя из лавки, – не всегда похож на розовую ленточку, чаще он бывает тяжелой железной цепью.»

Кенелм направился по улице к столбу с надписью «На Оксфорд». И, относя свои слова буквально к дорожной сумке или метафорически – к долгу, он на ходу бормотал:

Кенелм мог бы к ночи поспеть в Оксфорд – он был неутомимым и быстроногим ходоком, но после восхода луны ему захотелось немного отдохнуть под свежим стогом сена, неподалеку от большой дороги.

Он не спал. Задумчиво опершись на руку, он говорил себе:

«Много времени прошло с тех пор, как я перестал чему-либо удивляться. Теперь же я поражен: неужели ото любовь, настоящая, несомненная любовь? Нет, это невозможно! В такую девушку нельзя влюбиться. Ну-ка, потолкуем с тобой, мое я, об этом предмете. Начнем с лица. Что значит лицо? Пройдет несколько лет, и самое красивое лицо может стать самым заурядным. Возьмем хотя бы Венеру Флорентийскую [187]. Дадим ей жизнь и посмотрим на нее лет через десять: шиньон, передние зубы – желтые или искусственно белые, кожа на лице в пятнышках, двойной подбородок – вся эта пухленькая миловидность уходит в двойной подбородок. Лицо – эх! Какой здравомыслящий человек, воспитанник Уэлби, реалист, может влюбиться в лицо? И даже, допустим, если б я был так глуп, так ведь хорошенькие личики так же обыкновенны, как маргаритки. У Сесилии Трэверс черты правильнее, у Джесси Уайлз ярче цвет лица. Я не был в них влюблен – нисколько. Тут уж ты, мое второе я, не можешь ничего возразить. Ну, а теперь перейдем к уму. Неужели можно толковать об уме такого существа, для которого любимое общество – бабочки и которое уверяет меня, что бабочки – души некрещеных детей? Какая тема для „Лондонца“ по вопросу о культуре молодых женщин! Вот девушка для мисс Гаррет [188]и мисс Эмили Фейсфул [189]! Оставим в стороне ум, как мы уже это сделали с лицом! Что же остается? Французский идеал счастливого супружества: однородные обстоятельства рождения, состояния, вкусов, привычек? Час от часу не легче! Мое я, отвечай откровенно, не повержено ли ты?»

На это его я взяло слово и ответило так: «О безумец! Почему же ты был так необычно счастлив в ее присутствии? Почему, когда ты ушел от нее, долг предстал перед тобой таким мрачным? Почему ты обращаешься ко мне с нелепыми педантичными вопросами при свете той луны, которая вдруг перестала быть для тебя только астрономическим телом и сделалась навеки тождественной в мечтах твоего сердца с романтикой, поэзией и первой любовью? Почему, вместо того чтобы взирать на это бледное светило, ты не ускоряешь шаги к уютной гостинице и хорошему ужину в Оксфорде? Кенелм, друг мой, ты попался. Нечего отрицать! ты влюблен!»

«Пусть меня повесят, если это так!» – сказало второе я Кенелма, и затем он, подложив свою сумку под голову вместо подушки, отвернул лицо от света луны и все-таки не мог заснуть. Лицо Лили все мелькало у него перед глазами, голос ее звучал у него в ушах.

О, мой читатель! Потребуешь ли ты тут, чтобы я сказал тебе, какова была Лили? Темноволосая или белокурая, высокая или маленькая? Никогда не узнаешь ты этих тайн от меня. Представь себе существо, к которому вся твоя жизнь, тело, ум и душа влекутся неодолимой силой, как магнитная стрелка к полюсу. Будь она высока или мала ростом, смугла или бела, она именно та, которая вдруг стала для тебя единственною женщиной в мире. Счастлив ты, о мой читатель, если тебе удалось когда-нибудь слышать народную песню «Моя королева», исполненную женщиной, которая одна только может петь ее с выражением, достойным стихов поэтессы и музыки, принадлежащей родной сестре чудесной певицы. Но если ты и не слыхал стихотворения, таким образом исполненного, с аккомпанементом, таким образом написанным, все же сами слова должны быть тебе знакомы, если ты, как я в этом уверен, поклонник истинной лирической музы. Припомни же слова, произносимые тем, кто предназначен воздавать дань благоговения женщине, которой он никогда еще не видел: