Оноре де Бальзак - Темное дело

– Франсуа! – крикнул управляющий, заставляя сына поторопиться.

Франсуа Мишю было десять лет, и он чувствовал себя в лесу и парке полновластным хозяином: собирал ягоды и охотился, не зная ни огорчений, ни забот. Он был единственным счастливым существом в этой семье, обреченной на одиночество не только потому, что павильон находился в уединенном месте, между парком и лесом, но и по причине всеобщего отвращения.

– Собери здесь все и отнеси на место, – сказал отец сыну, указывая на парапет. – Да смотри мне! Ты должен любить отца и мать.

Мальчик подбежал, чтобы его поцеловать, но Мишю, переставив карабин, удержал его.

– Тебе случалось рассказывать чужим, что делается дома? – спросил он, устремляя на сына взгляд страшных, как у дикого кота, глаз. – Запомни хорошенько, Франсуа: сообщать о том, что ты здесь видишь и слышишь, каким бы безобидным тебе это ни казалось, Гоше, людям с фермы Груаж или Беллаш и даже Марианне, которая нас любит, – это все равно что убить своего отца. Никогда больше так не делай, и я прощу тебе вчерашнюю болтовню…

Мальчик заплакал.

– Не реви! А если тебя станут расспрашивать, отвечай как заправский крестьянин: «Знать ничего не знаю!» В окрестностях бродят чужаки, и они мне не нравятся. Ну все, беги! А вы меня слышали? – спросил Мишю у женщин. – Вы тоже попридержите языки.

– Супруг мой, что ты задумал?

Мишю тщательно отмерил порох и засыпал его в дуло карабина, после чего прислонил оружие к парапету и сказал Марте:

– Никто не знает, что у меня есть этот карабин. Встань-ка так, чтобы его не было видно!

Куро с яростным лаем вскочил на ноги.

– Молодец, мой мальчик! – похвалил его Мишю. – Это наверняка шпионы.

Оба, хозяин и пес, чувствовали, что за ними наблюдают. Казалось, у Мишю и Куро одна душа на двоих и они сосуществуют в полной гармонии, как живут в пустыне араб и его конь. Управляющий досконально знал оттенки лая своего пса, а тот угадывал мысли хозяина по глазам и по исходящему от его тела запаху.

– Что ты об этом скажешь? – тихо спросил Мишю у жены, указывая на два зловещих существа, которые только что возникли на боковой дорожке и теперь направлялись к рон-пуэну.

– К чему бы это? Они из Парижа? – спросила мать Марты.

– Явились наконец, – отозвался Мишю, а потом сказал жене на ухо: – Да спрячь же мой карабин! Они идут к нам.

Внешность двоих парижан, подходивших к павильону со стороны рон-пуэна, вряд ли удивила бы художника. У того, что явно был пониже рангом, были сапоги с отворотами, опущенными так низко, что видны были тощие икры в узорчатых шелковых чулках сомнительной чистоты. Кюлоты [21] Кюлоты (фр. culotte ) – короткие, застегивающиеся под коленями штаны, которые имели право носить только аристократы. из шерстяной в рубчик материи абрикосового цвета с металлическими пуговицами были ему великоваты, а потому нисколько не стесняли движений; затертые складки на ткани свидетельствовали о том, что их владелец бо́льшую часть времени проводит в кабинете за столом. Открытый пикейный жилет, богато украшенный вышивкой, был застегнут на одну пуговицу над животом, что придавало облику неряшливость, как и черные завитые волосы, спадавшие на щеки и закрывавшие лоб. На поясе болтались две стальные цепочки для часов. Рубашку украшала булавка с бело-голубой камеей. Фрак светло-коричневого цвета с длинными фалдами, сзади напоминавшими хвост трески [22] Досл. с франц. habit à queue de morue – «сюртук с хвостом, как у трески». , был настоящей находкой для карикатуриста (к слову, мода на такие фраки просуществовала десять лет – почти столько же, сколько империя Наполеона). Свободно повязанный галстук с многочисленными мелкими сборками позволял своему хозяину зарываться в него до самого носа. Прыщеватое лицо с широким и длинным носом кирпичного цвета, высокими скулами и жадным ртом чревоугодника, в котором недоставало зубов, крупные золотые серьги в ушах, низкий лоб – все эти детали могли бы показаться гротескными, если бы их не делал такими свирепыми взгляд его крошечных, похожих на свиные глаз – неумолимо алчный, насмешливо жестокий и наигранно веселый. Эти голубые, как лед, и такие же холодные глаза – ищущие, проницательные – вполне могли бы послужить моделью для знаменитого «глаза» – грозной эмблемы полиции, изобретенной во время Революции. В руке, затянутой в черную шелковую перчатку, незнакомец держал тросточку. Судя по манере держаться и брать щепотку табаку, это, безусловно, был чиновник средней руки – из тех, что всячески подчеркивают собственную значимость и мгновенно бросаются исполнять приказы вышестоящих лиц.