Последние три четверти часа во взгляде и жестах Мишю была деспотичная, не допускающая возражений властность, черпаемая им из того же загадочного и общего для всех источника, который дает великим полководцам на поле битвы силу увлекать за собой массы, великим ораторам – воспламенять аудиторию, а великим преступникам (призна́ем, что это так!) – претворять в жизнь свои дерзкие планы. В такие моменты кажется, будто сила эта изливается наружу, слова такого человека приобретают непобедимую мощь, а жесты подчиняют остальных его воле. Женщины – жена, теща и служанка – уже поняли, что должно произойти что-то очень важное. Слова были не нужны; они почувствовали это по быстроте движений Мишю, по тому, как горело его лицо, как красноречиво был нахмурен его лоб и как ярко, будто звезды, сияли его глаза. Заметили они и испарину у корней его волос, и то, как временами его голос подрагивал от нетерпения и злости… Марта беспрекословно подчинилась. До зубов вооружившись и закинув на плечо ружье, Мишю выскочил на дорогу, увлекая жену за собой. Еще немного – и они были на перекрестке, где их поджидал, затаившись в кустах, Франсуа.
– Сообразительный у нас парнишка, – проговорил Мишю при виде сына.
То были его первые слова после долгого молчания: они с Мартой бежали так быстро, что им было не до разговоров.
– Возвращайся домой, спрячься на дереве, у которого крона погуще, и смотри во все глаза, что делается в парке и на дорогах, – сказал он сыну на ухо. – Все должны думать, будто мы уснули и никому не открываем. Бабушка дома и не спит. Заговоришь с ней, и она тебя впустит. Запомни хорошенько, что я скажу тебе, Франсуа! Речь идет о жизни твоих отца и матери. Полиция не должна узнать о том, что кто-то из нас этой ночью выходил из дома!
Все это было произнесено шепотом. Когда мальчик скрылся в лесу, словно угорь в прибрежном иле, Мишю велел жене:
– Садись в седло и молись, чтобы Господь был на нашей стороне! Держись крепко! А с лошадью будь что будет.
Едва это было сказано, как лошадка, бока которой Мишю сжал своими сильными коленями, дважды пнув ее в брюхо, сорвалась с места; казалось, она поняла, чего ждет от нее хозяин, и через четверть часа лес остался позади. Мишю, который выбрал самую короткую дорогу, выехал на край опушки, откуда можно было рассмотреть освещенную луной крышу шато-де-Сен-Синь.
Он привязал лошадь к дереву и проворно поднялся на холм, с которого открывался отличный вид на долину Сен-Синь.
Шато, на котором задержались взгляды Мишю и Марты, делало пейзаж еще более очаровательным. Оно не имело особой ценности с точки зрения архитектуры или масштабности построек, но наверняка заинтересовало бы историка. Построено оно был в XV веке на холме, который до сих пор был окружен широким, наполненным водой рвом; здание было сложено из булыжника, скрепленного известковым раствором, и стены его имели толщину семь пье [34] Старинная французская мера длины, равная примерно 32 см.
. Примитивность строения волшебным образом навевала мысли об эпохе феодализма, грубой и воинственной. Архитектурный план шато был незамысловат: длинную жилую постройку обрамляли две большие боковые башни красноватого оттенка; оконные переплеты напоминали побеги виноградной лозы. Посредине имелась наружная лестница, помещенная в пятигранную башню, входом в которую служила маленькая дверь под стрельчатой аркой. Комнаты первого и второго этажей были переделаны при Людовике XIV. Тогда же поменяли и крышу; новая была огромной, с окнами, украшенными скульптурными тимпанами. Перед шато раскинулась просторная лужайка; деревья, которые там росли, недавно были вырублены. По обе стороны от въездного моста стояли домики садовников, окруженные простой оградой, вне всякого сомнения, современной. Направо и налево от лужайки, разделенной по центру мощеной дорогой, располагались хозяйственные постройки: конюшни, хлева, зернохранилища, дровяные сараи, пекарня, птичники, места общего пользования. В свое время они являлись частью одной постройки, разделенной на два крыла, возведенной в одно время с основным зданием. Некогда это был настоящий замок квадратной формы, укрепленный по углам и защищенный огромной башней со сводчатым крытым входом, в основании которой была не решетка, а подъемный мост. Две большие башни с конусообразными крышами, чудом уцелевшие, и еще одна, центральная, с маленькой колоколенкой, придавали деревне некое своеобразие. Неподалеку располагалась церковь, тоже старинная, с остроконечной колокольней, построенная в том же стиле, что и шато. Все эти конусообразные и островерхие крыши, залитые мерцающим лунным светом, являли собой великолепное зрелище. Выражение, с каким Мишю смотрел на это феодальное жилище, сбило с толку его жену: на его лице, более спокойном, чем обычно, читались надежда и горделивость, которую дает чувство выполненного долга. Глаза его с вызовом вглядывались в темное небо; он прислушивался к ночным звукам. Было около девяти вечера, и опушка леса была ярко освещена луной, равно как и пригорок, на котором стояли Мишю с Мартой. Спохватившись, управляющий поспешно отошел в тень, словно не хотел, чтобы их кто-нибудь увидел. К счастью, ни один подозрительный шорох не нарушал покоя прекрасной долины, с этой стороны граничившей с лесом Нодем. Марта, утомленная и дрожащая, ждала, когда же наконец станет ясно, к чему была эта сумасшедшая спешка. Что задумал Мишю – доброе дело или же преступление? В этот момент супруг подошел к ней.
Читать дальше