Оноре де Бальзак - Темное дело

– Почему бы нам не пойти в дом? – спросил Гревен.

– Разве ты не видел, кого прислал мне префект полиции?

Невзирая на то что Фуше при расследовании заговора Кадудаля, Пишегрю, Моро и Полиньяка был душой Консульского правительства, министерством полиции он не руководил, довольствуясь должностью государственного советника, как и сам Мален.

– Эти двое – доверенные лица Фуше. Тот, что помоложе, молодой мюскаден с лицом, похожим на графин с лимонадом, с ядом на устах и таким же ядовитым взглядом, в VII году [29] Согласно французскому революционному календарю. за две недели усмирил восстание на западе. Второй – ученик и верный последователь Ленуара [30] Ленуар Жан-Гарль-Пьер, глава французской полиции в 1789–1799 гг. , единственный хранитель великих полицейских традиций. Я просил прислать мне простого агента и кого-нибудь из чиновников, и он направляет этих искусников! Ах, Гревен, сомнений нет: Фуше пытается разгадать мои планы. Потому-то я и оставил господ полицейских мирно ужинать в шато. Пускай хоть весь дом обыщут, они не найдут там ни Людовика XVIII, ни даже его тени!

– И что же ты задумал? – спросил Гревен.

– Друг мой, вести двойную игру очень опасно; однако, если принять во внимание Фуше, она получается тройной: возможно, он пронюхал о том, что я посвящен в тайны дома Бурбонов.

– Ты?

– Я, – подтвердил Мален.

– Неужели ты забыл, как кончил де Фавра [31] Маркиз де Фавра Тома-Май (1744–1790) – политический агент графа Прованского (будущего Людовика XVIII). Был казнен за участие в контрреволюционном заговоре. ( Примеч. ред. ) ?

Вопрос этот заставил советника нахмуриться.

– И давно? – после паузы спросил Гревен.

– С тех пор как был учрежден пожизненный Консулат.

– Но доказательств ведь нет?

– Конечно нет! – отвечал Мален, пощелкивая о зуб ногтем большого пальца.

В нескольких словах Мален с точностью обрисовал критическое положение, в которое Бонапарт поставил Англию, разбив под Булонью военные лагеря; во Франции и Европе истинное значение этого демарша еще не было разгадано, чего нельзя сказать об английском премьер-министре Питте. Затем Мален разъяснил Гревену, что положение, в которое Англия намеревается поставить готовящего вторжение Бонапарта, также является критическим: могущественная коалиция, состоящая из Пруссии, Австрии и России, на английское золото планирует поставить под ружье семьсот тысяч солдат. В то же самое время и внутри страны зреет масштабный заговор, объединяющий монтаньяров, шуанов и роялистов вместе с их высокородными предводителями.

– Пока власть находилась в руках у трех консулов, Людовик XVIII полагал, что в стране по-прежнему анархия и, когда наступит подходящий момент, он сможет взять реванш за 13 вандемьера [32] Тринадцатое вандемьера – пятое октября 1795 г. В этот день Наполеон Бонапарт подавил мятеж роялистов. и 18 фрюктидора [33] Восемнадцатое фрюктидора – четвертое сентября 1797 г. Дата, когда посланный Наполеоном Бонапартом генерал Ожеро решительными действиями устранил в Париже угрозу роялистского переворота. , – сказал Мален. – Однако пожизненное консульство разоблачило замысел Бонапарта: скоро он станет императором. Бывший поручик намерен основать новую династию! Что ж, на этот раз его хотят убить, и это покушение готовится еще более тщательно, чем то, что произошло на улице Сен-Никез. В числе организаторов – Пишегрю, Кадудаль, Моро, герцог Энгиенский и друзья графа дʼАртуа – Полиньяк и Ривьер.

– Какое причудливое смешение идей! – воскликнул Гревен.

– Многие роялисты тайно вернулись во Францию и ждут сигнала к атаке. Они готовы на все. Замысел таков: сотня верных людей под командованием Кадудаля нападет на консула и его охрану, и это будет схватка, что называется, в рукопашную.

– Донеси на них!

– На протяжении двух месяцев консул, министр полиции, префект и Фуше держат в руках многие нити этого заговора, однако об истинном его масштабе не подозревают; и в настоящий момент почти все заговорщики на свободе – власть предержащие хотят узнать все.

– Если разобраться, у Бурбонов куда больше прав замышлять, проводить в жизнь и осуществлять заговор против Бонапарта, нежели было у него самого, когда 18 брюмера он посягнул на Республику, его породившую, – сказал нотариус. – Он убил свою мать, в то время как его нынешний противник всего лишь хочет вернуться домой. Полагаю, увидев, что в списки эмигрантов перестали вносить новые имена и многих оттуда вычеркивают, что католическая церковь восстанавливается и издаются антиреволюционные законы, принцы должны были понять, что вернуться им будет чем дальше, тем сложнее, если не сказать невозможно. Бонапарт становится единственным препятствием к их возвращению; они желают его устранить, и это ясно как день. Поверженный заговорщик всегда преступник; победивший становится героем, и если посмотреть на дело с этой точки зрения, твое замешательство мне понятно.