И коль схоласты правы, что Ковчег
Был по пропорциям, как человек * , —
То в Ней одной находим до сих пор мы
Прообраз их величественной формы.
Она и душу с плотью совместила,
И между ними распри прекратила, —
Она! – О, все обличья, рядом с ней,
Одно другого хуже и страшней…
Она, она – мертва! Узнав о том,
Пойми, что мир – чудовищный фантом!
Вот нашей «Анатомии» значенье:
Сей мир не пробуждает в нас влеченья.
К тому же – сами в помраченье мы:
Воистину, сердца, как и умы,
Отравлены у нас, и горький яд
И в чувства наши, и в дела струят.
Вот почему нам чужд любой предмет —
Для нас в нем ни добра, ни смысла нет
(Ну, а людей природа – какова?
Не лучше, чем о ней гласит молва!),
В деяньях человека – ни следа
Добра не сыщешь: сущая беда!..
И Цвет – Гармонии вторая часть —
За Формой вслед готовится пропасть:
Ведь Форма, пусть приятная для глаза,
Без Цвета – словно перстень без алмаза.
Алхимик-турок, чей болезнен вид
И грязен плащ, нам жалобно твердит,
Что в золото, как яд, проникла ртуть * :
Вот такова и мирозданья суть.
Когда-то Бог, творенье начиная
И, как младенца, Землю пеленая,
Чтоб радостной игрой ее занять,
Велел ей краски всякий день менять, —
И, словно образец такой затеи,
Повесил в небе радугу * над нею.
Прекраснее, чем Зренье, чувства нет,
Но пищею для Зренья служит Цвет,
А Цвет испорчен: он не тот, что прежде,
Весны и Лета выцвели одежды.
Исчез румянец яркий с наших щек —
И души, вместо них, стыдом облек…
Но нет – надежда бы еще цвела,
Когда б Она – Она не умерла! —
Та, что цвела, когда была живой,
Багрянцем, белизной и синевой,
И в ком все вещи мира, как в раю,
Черпали свежесть и красу свою, —
Она, вместившая все краски мира,
Она, чей лик прозрачнее эфира
(И пламя тяжело в сравненье с ней,
И темен блеск сверкающих камней), —
Она, она мертва!.. Вглядись, пойми —
И этот мир, как призрак, восприми
И нашу «Анатомию» тверди,
Чтоб ужас свил гнездо в твоей груди…
Исчезла Цвета красота: отныне
Усилья надо прилагать Гордыне,
Чтоб красками Пороки позлащать,
Заемными румянами прельщать.
И до того дошел стихий разброд,
Что от Земли замкнулся Небосвод,
И вещество лишилось восприятья:
Отец и Мать бесплодны * – нет зачатья
Дождя меж туч, и в должный срок с высот
Живящий Ливень больше не идет.
И воздух перестал в конце концов
Высиживать сезоны, как птенцов:
Весна теперь не колыбель – могила.
Всю землю лжеученье полонило,
И Метеоры небосклон плодит:
Значенье их темно, и странен вид.
Волхвы Египта вызвать не могли
Червей, что днесь родятся из земли * .
Художник нынче хвалится, что он
Творит созвездий новых небосклон,
Как будто бы и впрямь влиянье звезд
Приходит через краски или холст,
Иль мастер судьбоносен, как звезда…
Искусства суть сокрылась навсегда,
Скупится Небо, и Земля тощает,
А разум наш их целей не вмещает.
Когда бы связи Неба и Земли
До полного разлада не дошли, —
Она, о ком звучит наш скорбный глас,
Могла б сильней воздействовать на нас.
Ведь если даже слабые растенья
Нам, высохнув, приносят исцеленье, —
Тем более, почив, живет Она,
Всесильной добродетели полна.
О мир, ты должен песней лебединой
Ее отпеть – и сгинуть в миг единый…
Теряет свойства даже сильный яд,
Когда от гада мертвого он взят, —
Но власть добра, что пребывает в Ней,
Со смертью сделалась еще сильней…
Она, в ком добродетели росток,
Зазеленев, расцвел в свой лучший срок,
Она, чьей волей светлые стремленья
Рождались в душах, всем на удивленье, —
Она все страны тем обогатила,
Что единеньем их озолотила:
При этом даже сами короли
Смирение впервые обрели,
Вельможи подобрели, а народ
Сам отказался от излишних льгот;
Болтать несносно жены перестали,
Монахини воздержаннее стали…
Она б свершила больше славных дел,
Когда б Железный Век не заржавел, —
Но вот, она мертва!.. Об этом зная,
Пойми, что весь наш мир – зола сухая * :
Вот нашей «Анатомии» урок.
Ни кровью, ни слезами ты б не смог
Мир увлажнить, – нет, это невозможно:
Страданья – жалки, смерть сама – ничтожна.
Но то блаженство, что с теченьем дней
В Ней возрастало, – и теперь при Ней.
Нам не понять при первом рассеченье *
Всех органов устройство и значенье:
Чтоб связи между ними отыскать,
Труп следует и дальше рассекать;
Но тела всей Вселенной нам едва ли
Хватило б, чтоб исследовать детали.
Кто мнит себя здоровым, вряд ли рад,
Коль об его болезнях говорят.
Прерву же речь. О Лучшая из дев!
Мы, рассказать немногое успев,
Ждем – о Тебе еще заговорят;
Ты ж, строкам сим придав напевный лад,
Прими оброк за этот – Первый – Год:
На убыль воск его свечей идет,
Чтоб каждый год здесь, на Земле, в печали
Мы вновь твое Рожденье отмечали
Второе: ибо Душ в тела вхожденье —
Вершится здесь, другое ж их рожденье —
Есть Смерть. Она одна весьма умело
Выводит Душу, как дитя из тела.
А вы, чьих добродетелей творец —
Она, кто в Ней находит образец, —
Коль скоро вы считаете, что вправе
Лишь проза о Ее поведать славе,
Иль хроника, быть может; но никак
Не должно воспевать Ее в стихах, —