Джон Донн - Стихотворения и поэмы

Иль прочего, кому чего угодно,
И ради прихоти чужой свободно,
Как скатерть-самобранка, предлагать
Любую вещь, – я бы дерзнул назвать
Сии листы универсальным томом,
Что способом, доселе незнакомым,
Вобрал все то, что человек постиг,
И стал Пандектой, сиречь, книгой книг.

Герои, мир спасая от напасти,
Давали разрубить себя на части.
Злодеи шли, во искупленье зол,
От Палача к Анатому на стол.
Так миру послужи и ты; для Лорда,
Что золотые на кон мечет гордо,
Пойдут на фишки целые тома;
А нам – клочка от твоего ума,
Листка довольно, чтобы за игрою
С друзьями вечер скоротать порою.
Кто может залпом проглотить сей труд? —
Ведь не из бочек, а из кубков пьют.
Врач добрый завернет в тебя пилюли,
Солдат – пороховой заряд для пули:
Пусть будущие критики, корпя,
Вновь складывают по частям тебя;
Пускай литературные пираты
Помучатся, ища листки разъяты.
Немало их, я думаю, пойдет
На склейку в корешок и в переплет
Других томов, – напрасная интрига
Веков завистливых! – ведь эта книга —
Подобье книг Сивилиных; цена
Частям и целому у ней одна.

Но, каюсь, не по мне такой напиток,
И хмеля в нем, и пены преизбыток.
Тебе я вновь бы здравье возгласил —
Но голова кружится, нету сил…

Достойный друг мой! В странствиях соскучась,
Вдали от той, кого боготворил,
И от тебя, – я сделался уныл
И сетую на собственную участь.
Но счастлив я, двойной разлукой мучась,
Что дальний путь души не охладил,
Что не скудеет дружбы славный пыл
И страсти изнурительной живучесть.
Увы! Хоть я покинул Госпожу
И свет полдневный, ею посрамленный,
И друга, – отправляясь в край студеный,
Любовью я, как паром, исхожу;
И все снега и льды в пустыне стылой
Я растоплю… Все, кроме сердца милой!

О, странник мой, отплывший в добрый час
Под парусами разума и чувства
По морю знаний к берегам Искусства,
К сокровищам, что скрыты там от глаз!
Стремясь вперед вдоль новых побережий,
Не позабудь проведать те края,
Где бьет из гор кастальская струя:
Там запасешься ты водою свежей.
Нет, я не тщусь речами притянуть
К себе младую душу, как сирены
Иль новый ваш схизматик вдохновенный, —
Я говорю, чтоб воздух всколыхнуть:
Затем, что, искорку в тебе почуя,
Раздуть огонь поэзии хочу я.

Святую жажду знаний, милый друг,
Ужели впрямь не утолил еще ты
И разума не переполнил соты
Сладчайшей квинтэссенцией наук?
Тебя, как сосунка, отнять бы, право,
От Кембриджа, кормилицы твоей:
Давно пора тебе в кругу друзей
За томом том жевать закон и право!
Не то придется – уж не обессудь —
Как мне, на склоне дня с натугой браться
За дело, что по утренней прохладце
Давно бы кончить… Так, сбираясь в путь,
Иной все тянет с выездом до ночи,
А там в потемках гонит что есть мочи.

Коль с Музой нынче ты живешь в ладу
И вы, друг дружку заключив в объятья,
Плодитесь, – вас не стану отвлекать я
И в грех отца семейства не введу.
Моя же Муза развелась со мною,
Найдя, что к ней я сильно поостыл;
Коль так, не след, а впрочем, нет и сил
Второй обзаводиться мне женою.
Вот почему не сыщешь, как ни жаль,
Материи ты в рифмах этих квелых:
Без матери на свет я произвел их.
Плодами вдохновенья их едва ль
Сочтут, – вот разве ты их не прогонишь,
Но примешь и как должно узаконишь.

Блажен тот край, где скрылось божество,
Где ныне Солнце сердца моего;
За ним вослед и Лето скрылось прочь,
В двухмесячную погрузив нас ночь, —
И лишь неволей возвратясь домой,
Пылает, злится и грозит чумой.
Твой Север Югом стал, с тех пор как там
Она гостит, а наш – не Юг, а срам.
Тоскует сердце и скулит, как пес,
Чтоб в жертву Солнцу ты его принес.
Вот, шлю его тебе: ты там в Раю,
Спаси же друга и любовь мою.
Да будет тучен злак в твоих лугах,
Скотина пусть растет, как на дрожжах;
Да будет рощ твоих зеленый лист
Кудряв, – а если нужно, золотист;
Да принесут тебе по двойне в срок
Овечки; да обскачет твой конек
Соседских; да вовек не станет твой
Сын пасынком или жена – вдовой;
И да хранит тебя Небес броня;
Лишь молви ей словечко за меня.