Юзеф Крашевский - Король в Несвиже (сборник)

– Наияснейший пане, – сказал воевода, беря в руку одну из табакерок, лежащих на столике, – я тоже могу похвалиться вашему королевскому величеству, что не всегда бездельничал. В моих странствиях по свету, в которых, пане кох… наияснейший пане, познал различное счастье и беды, должен был какое-то время заниматься токарничеством, чтобы иметь что поесть. Но да! Да! – говорил он всё более серьёзно. – Некий китаец учил меня этой утомительной работе, у меня были не такие разбухшие руки, как сейчас, достаточно, что себе этим зарабатывал на жизнь.

Все улыбнулись, опуская голову; князь-воевода продолжал дальше, вовсе несмущённый:

– Вот с тех-то времён, пане кох… наияснейший, остались мои работки. Если бы ваше королевское величество соблаговолило принять.

Говоря это, он открыл пустую табакерку, обложенную внутри толстым слоем золота, сверху отлично сделанную из слоновой кости, очень умело, и подал её королю. Трудно было поверить, что живой, нетерпеливый и тяжёлый князь мог сам её сделать, но сомнения никто показать не смел, а король, беря табакерку, объявил, что была она очень дорогой и очень милой для него памяткой о пребывании в Несвиже.

Королевские товарищи приблизились к столику посмотреть иные лежащие здесь штучки поменьше, а воевода другую коробочку, мурча, втиснул в руку Комажевскому.

– Токарню я всегда имею под рукой, – добавил он, – указывая на открытую дверь второй комнаты, в которую король вошёл с любопытством.

Действительно, вся эта комната была токарной мастерской.

Верстаки разной величины были поставлены здесь по кругу, каждый из них со своим долотом, разными инструментами и необходимым материалом.

Между другими находилась достаточно сложная машина для резьбы монет и узоров, якобы сделанная и разработанная в Несвиже, которую воевода также предложил королю.

– Я пошлю это вашему королевскому величеству в Варшаву, – сказал он, – потому что ручаюсь, что даже на монетном дворе подобного не имеют.

Король поклонился.

– А я первую медаль, которую на ней сделает Регульский, прикажу украсить изображением князя.

– Лишь бы не согласно с Норблином, – рассмеялся князь, – потому что этот так меня нарисовал, как если бы я на разбой выбирался, а я, пане кох… человек спокойный и только до медведиц хищный.

Осмотр машин, разных китайских и европейских изделий из кости, отняло снова столько времени, что подходил час обеда, который ели раньше. Князь-воевода тем более рад был его ускорить, что на полдень готовилось плавание под Альбой и первая экспедиция к этой княжеской деревне, войтом которой он был, а семья и друзья – жителями.

Обед этого дня ничем не отличался от других, кроме щуки ужасных размеров, которую должны были поднимать двое гайдуков, и княжеский крайчий при упоминании пословицы lucium a cauda , презентовал королю красивый кусок. При кофе, после обычных тостов играла на все лады музыка, но на лице хозяина читалось, что хотел он, чтобы гость как можно быстрее выехал отсюда в Новый город, где в зарослях под Альбой ожидали медведи и волки. В последнии, однако, минуты, он распорядился, чтобы в этот день были выпущены только волки, штук тридцать которых ждало в клетках. Медведей припрятал для другой охоты и применения. Всё же позднее ещё изменил план, так как волки не достаточно дико и яростно защищались. Комажевский и Шыдловский, староста Мелницкий (брат пани Грабовской), хотели остаться при особе короля и стрелять им также разрешили. Для короля была приготовлена беседка с возвышением, с которой удобно было стрелять из заряженных ружей, какие подавали ему слуги.

Станислав Август не имел ни такой симпатии, ни такой практики, как его предшественник Август III, с которым не мог сравниться ни один стрелок, но, несмотря на это, волки показывались так любезно и легко подходили на выстрел, что король сам, неизвестно как, убил их более двадцати.

Поручиться, однако, нельзя, что его не поправлял Шыдловский, стоящий под боком, а у Комажевского не раз дымился ствол, хотя меткими выстрелами не похвалялся.

Вся эта охота имела вид какой-то детской шутки, которая князя не занимала и не удовлетворяла.

– Пане коханку, – пробормотал он в итоге ловчему, который стоял при нём, – эти твои волки чахоткой были больны или, пане коханку, слабые звери. Пустите мать того, что мы собирались сохранить на послезавтра, пускай король хоть одного убьёт.

Ловчий побежал в чащу, где стояли клетки и держали собак. Всё до сих пор шло по плану, но медведь от волков заразился страхом. Открыли ему клетку, начали тыкать палками, напустили собак. Он поднялся на задние лапы и, залезши в угол, не хотел двинуться… Радзивилл, когда приказа быстро не исполнили, разразился гневом, когда ему только один медведь при стольких свидетелях отказал в послушании.