Я полунапиваюсь с одинокой заднесиденьевой пинты, пока они едут дальше вниз к Дилли, Кохиналю и Ларедо. Жарче и жарче ночь; я просыпаюсь дурной в великой жаре Ларедо в 2 часа ночи в июне. Жуки ломятся в ширму обеденной повозки, это отвратительно, это тепловая волна, это крайнее затерянное днище старого Тух-аса, унесите его. Мы жуем незаинтересованные сэндвичи среди пограничных крыс и разочарованных легавых. Отправляемся в мексиканскую стражу на граничном пандусе, не особо об этом думая.
У меня имелась грандиозная химера Вона Монро в призрачном небе Западного стада – О скорбный крик! – я слышал, как свистки поездов воют у врат дальних великих городов, видел рой белых коней, что громыхали поперек горизонта Америки в Ночи, видел музыку в деревьях, грезу в реке, луну, блиставшую во взоре юной девушки в постели – Это объясняет моего Коди Помрея: «Я видел, как он восстает». на вершине Запада.
В Мексику мы въехали на цыпочках. Пока чиновники проверяли, мы видели, что через дорогу, где, как они сказали, начиналась Мексика, Мексика и впрямь начиналась, с поздними сидельцами ночи, некоторые на стульях, а тут 3 часа ночи, одно кабареточное заведение с чили открыто, там пиво и т. д., мы видим, что Мексика – земля ночи. Там молодежь, как и старики, стоит в ночи на жаркой спящей улице… закрытые ставни… Нуэво-Ларедо; вон безразличные хмурые трапезы у дымящихся стоек долинной летненочи. Белый – господствующий цвет куклолюдей в дверях, на них также обвислые соломенношляпы и какие ни есть старые башмаки. «Что? – говорит Коди, который тоже такого не ожидал, – Вот таким эти кошаки ночью занимаются – Чувак, мы мимо пройдем и будем с теми парнями, пойдем в мир врубаться». И глазом не моргнули, как мы с Коди осознали индейцев… мы открыли нашего собственного индейца в Панчо американского пограничного фольклора: «Эти парни, эти женщины – индейцы с высокими скулами —» да еще и красивые – Мы видели маленьких девочек, стоявших на росчистях в джунглях с мачете в отцовских руках, а тот у дороги пялится, разглядывая машину на Панамериканском Шоссе. Но джунгли принижаются – за Нуэво-Ларедо и нашим пивом над восхищенными протянутым ладонями, держащими мексиканские валюты – лишь пустыня, серные равнины зари, песок, юкка, солнце восходит над Мексиканским заливом большим красным шаром из Африки, далеко впереди облака Сьерра-Мадре, таинственного плато высоких воздусей и горной радости, кои суть Мексика, вершина мира, опустошенная, индейская, прекрасная, больше грез – «Скажи-к, напарник, – говорю я Коди, – это должна быть дорога, по которой скакали старые изгои, когда говорили о Старом Монтеррее, они сюда приезжали галопом на призрачных конях в изгнанье, говорите о своих Южных Африках».
«Врубись сюда-ка вот» – Коди – «на ‘манную хижину, где тот фермер и детки должны жить – стоит себе отдельно, с одним животным, мексиканский мул, ослик, и жесткая негостеприимная земля, у которой даже нет и сельского света Северной Кэролайны ночью, лишь тьма кромешная в негритосских звездах. Ёксель, поговорите мне еще о своих Аркансосах, это грубая и шипастая страна».
Мы приехали к первому городку росистым утром – Сабинас-Идальго, козьи стада, пастухи и девушки с землею на коленках, вмазанной.
«Алло, папуля», – сказала самая смазливая милашка, когда мы в своем битом «форде» медленно на пяти подскакивали в городок – Коди так обезумел от волшебства, что заглядывает вовнутрь ‘манных домиков: «Смотри, мать готовит текильный завтрак с блинчиками на печи – маленькие детишки все спят в одной постели – за слепым там ангел, должен быть. Драть, что за прекрасная страна».
«Давай развернемся и подберем тех девчонок».
«Ты посмотри на старые усы-руль, с козьим посохом, рассекает прочь в тенечек под холмы на весь день —»
«День тюльпанов – и революционеры в больших черных буржуазных сомбреро перешучиваются у бензоколонки, содержащей национально владеемую нефть, их служители и прихлебатели ждут у коз и потрескавшихся от пыли „бьюиков“ Депрессии». Все это было там, все вот такое. В нашем туристском путеводителе говорится, что Сабинас-Идальго был городком сельскохозяйственным. «Читай медленно и четко, пока я веду», – наставляет Коди. Мы направляемся к джунглям попугайчика: «Тут говорится, краски буйствуют в густой растительности».
«Ухтыыыы, поехали, давай оттопыримся, кой-какие пёзды в сене, какие-нибудь таитянские мисс замаскированные, плати за отца и сбегай вместе с домом, и пни собаку, пусть братья злятся, навеки испортим Мексику для Америки».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу