Коди тоже слушает «Грозу преступного мира»: в темноте сидит он или хочет сидеть, но Эвелин терпеть не может «Грозу преступного мира», ей больше нравится «Облава», загвоздка для нее в мебели, никак им не послушать радио в темной кухне во время кормежки, а гостиная у них, как гостиные у польских горняков в Пеннcи, франко-канадских фабричных в Массачусеттсе и ирландских цирюльников на Западе, не используется…. – качая своих детей на всех трех коленях, говоря: «Тшш», «Слушай», «Ну же» и все глаза, большие и малые, тусклые и сияющие, устремлены на кроваво-красную шкалу радиоприемника. Где-то кукарекал петух. То был петух Шекспира, что пел Эвелин под Новый год. Коди женился на женщине из хорошего общества, которой хочется, чтобы он, когда слушает «Грозу преступного мира», сидел ровно на свету.
Коди брат, которого я потерял – Он Третейский Судья всего, что я Думаю. Я последую, я когда-нибудь говорил, что не стану следовать? Или просил ли я вообще следовать? – Мы сидим и рассуждаем о высоких ценах, болтаем практично о всамделишных счетах из бакалеи, (с которыми я не имею ничего общего), грызем ногти; «Чертова жалость-то, – говорит Коди, – угу, вот что это такое (кашель)». Он смотрит себе на запястье, нет ли там признаков крапивни, или разглядеть линию волосков, или подумать. «Хем», – говорит он; во грезе своей он отворачивается, аки Цезарь. Я начинаю подозревать, что он знает, что я за ним наблюдаю. Глаза его медленно обращаются к моим; это нелепо; но он не смеется, он пялится прямо на меня, весь краснеет, выглядит так, будто задерживает дыхание, о да, так и есть, он лишь задерживает дыхание и хочет убедиться, заметил ли я, насколько долго и хорошо он это сделал; также неизбежно он должен сказать: «О в натуре отличная срань».
Ну, весь мир состоит из людей.
Давайте развернем камеру на Коди и поймаем его при его спешке вверх по пандусу, как Джоан Драншенкс в тумане, но Божже он же перегонит камеру! – он бы саму молнию изумил своими свертобьями, очетрепетами, выпендрежами, трубочными джигами и «сияющими глазами»; из него б даже сын негодяя не вышел, до того нечестен он на вид… пфах! Он герой, чемпион, он написал «Лору», он женился на Фрэнке Синатре; Дейвиду Роузу он подарил его самый первый поцелуй, иль то был Тур Хейердал! Аксель Стордаль. «Кон-Тики»! Один человек покончил с собой потому, что не сумел написать такую песню. Это меня изумляет в Америке. «Братишка, видел ты свет звезд на рельсах?» О изысканно они ныряют, изысканно они ныряют, за греков, под железнодорожные перроны (с которых рваное письмо в корзинке должно было вроде как нырнуть и вслед за тем уплыть, либо, то есть, ухлестать ).
О брат Коди Помрей Ночи! Почему не говоришь ты со мною! Кто породил твой Страх в Туманной Тьме? В туманной тьме, гоготуманной темноте – Коди стоит, тормозной кондуктор, на передней платформе Дизельного маневрового паровоза, катится двадцать пять миль в час вдоль по сортировкам, вниз по пятидесятой ведущей, к стрелкам на десять путей; Коди стоит, непреклонный, непредсказанный, безвыразительный, едва ль не тупо смотрится и до смешного серьезен, Коди Помрей, показывает мне, как он умрет, и до чего хорошо делает, а также не показывает ничего никому, лишь просто будучи там, мертвым в пустоте, (Коди Помрей один на сортировках). «Он зарабатывает на жизнь и мычит в темноте», как говорит франко-канадец, «вместо товарной тележки», где отец его потерялся и он стал один, когда Фрэнк Синатра пел свою первую душещипательную «Эта любовь моя», а Коди было четырнадцать, и он ее услышал из дверей свингующих баров, как припев собственной тревоги и мучительной любвеутраты своего кота, которого только что убило, маленького черепно-сокрушенного потерянного братика котика minoux [57]этих мучимых вечностей, этих чертовых хвороб – зачем Коди настаивает на рельсах? «Это все на рельсах», сказал он мне поначалу; и вот поэтому он упал на один последним Паденьем, через десять лет после тех первых бильярдных дней, и его почти переехало чугунными колесами затяжки в холмах. Это потому, что из шести получается шесть, а Младший – сын Старшего, как и его солнце, и он повторяет привычки того, кто постарше, в извращеньи его лучшей поры, и фокальной истории. Сходным же образом, следовательно, пьет сладкое вино, чтоб облегчить свое дымящее горло лишь, не потому что он алкаш; кого стерпят алкаши? кого – Но поскольку психология обоюдоострый меч, и мелкая родня стала БАЛДЕЖОМ, довольно.
Имея дело с Коди, я чувствовал, что у вселенной прочный лик, крепкая челюсть (трезвостопая она, не троллепалая).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу