Жюль Гонкур - Шарль Демайи

– Но пьют же за будущее… а кто его знает?

– Я! – сказал Ремонвиль, проходя мимо, – я угадываю прошедшее.

– Господин де-Ремонвиль, – сказала Марта, – погадайте мне.

– Вашу руку, прекрасное дитя… Нет, другую, левую… Какой цвет любите вы.

– Розовый.

– Что вы читаете «La Patrie» или «Le Constitutionnel»?

– «La Patrie»… вечерний номер.

– Надежда! – сказал Ремонвиль. – Вы любимы!.. Молодым человеком!.. брюнетом… рожденным в марте месяце, в третьем округе, с достатком!.. Его имя не Линдор… Чувства его чисты!.. Но минутку, молодость! Не надо делать глупостей!.. Мэр из Нантер глядит на вас сквозь золотые очки…

– Ремонвиль! – закричал чей-то голос в зале.

– Я здесь… За ваше здоровье дети мои!

Когда Ремонвиль ушел, между Шарлем и Мартой воцарилось молчание.

– Были вы на первом представлении в Порт-Сен-Мартен? – спросила Марта.

– Нет.

– О! правда, вы живете точно в башне?

– Почти так… И потом, скажу вам… между нами… театр – одно из тех удовольствий, которые мне всего более надоели. Я перестал ходить туда.

– Держу пари, вы никогда не видели, как я играю.

– Давайте держать пари!

– Только без любезностей. Говорите правду… я уверена в этом!

– Поверите вы моему честному слову, если я вам его дам?

– Да, дайте честное слово.

– Хорошо, мадемуазель; и так, клянусь вам, что видел вас вчера в вашей роли…

– А!

– …. В двадцать первый раз.

– Ах, Боже мой, в двадцать…

– Первый раз… Когда вас не было на сцене, я читал.

– Моя мать, вероятно, беспокоится… Позвольте вашу руку, господин Демальи!

Три месяца спустя после этого бала, «Скандал» публиковал без комментария объявление о свадьбе господина Шарля Демальи с мадемуазель Мартой Манс.

Когда Марта проснулась у своего мужа, когда её еще блуждающие и сонные глаза раскрылись, она протерла их и, смутно вспоминая и разглядывая окружающее, подумала, что еще спит. Она посмотрела снова; она находилась в кокетливой обстановке, которой до сих пор никогда не видала… Вся её комната, блещущая шелками, свежая, веселая, была в стиле Буше; один из тех весенних стилей, где все – заря, и где стены походят на страну роз. Все цвета были нежные и веселые; от голубого цвета, который можно только увидеть на старых китайских эмалях, взгляд переходил в светло-желтому с оттенком жженого топаза; далее, он останавливался, ласкаемый лиловатыми переливами курток пастухов, на сочетании цвета их тела и щек, похожих на персики. Во всей этой природе была красивая фальшь, с далями, погруженными в голубоватые переливы утра, с барашками освещенными белоснежным цветом, с этими пурпуровыми юбками с шелковыми отливами, с однотонными руинами нежно-серого и желтого цвета увядшего мха, с равнинами, где на бледной зелени виднелись полосатые тюльпаны и густолиственные штокрозы. И вся эта картина выделялась на белом фоне, побледневшем и пожелтевшем от времени, заключающем в золотистом свете целую гамму разбросанных тонов. На потолке сияло подернутое туманом постели и лаковых полутонов тело белокурой, воздушной Венеры, обучающей розового амура. Картина деревенского праздника, подписанная на пьедестале одной из развалин «Буше 1737», шла вокруг всей комнаты, оставляя только место для окна. Она изображала ярмарку идеальной богемы, красивую волшебницу, восседающую на колеснице, детей, поднятых на руки, любопытных маленьких девочек, склонившихся над панорамой, мулов с красными кисточками, повторяющих свою роль ученых ослов и пощипывающих розы, толпы пастушек с большими корзинами и пастухов с посохами, украшенными лентами Болара; вся эта композиция была залита светом, говорящим взгляду о любви.

В этот день шел сильный ливень. Каждую минуту темные тучи заслоняли солнце, затем проходили оставляя проблески света; от этой быстрой смены темноты и света Марте казалось, будто картина то исчезала и сливалась с тенью, то вдруг, как бы оживленная росой, блестела и воскресала. Затем глаза Марты остановились на разукрашенном кружевами туалете, на котором лежали тысяча серебряных безделушек.

– Тебе нравится эта вещица? – спросил Шарль, который за занавесью ждал, когда она проснется и наслаждался её удивлением.

– О! это прелестно!.. Дай мне посмотреть… Ты купил это у Тагана?

– Нет, – сказал Шарль, – не совсем… Это некий Жермен, работавший прежде почти также хорошо… Это случай или скорее безумие, как все, купленное теперь по случаю.