Жюль Гонкур - Шарль Демайи

– Нет… не говори ничего… Я хочу, чтоб это удивило.

Когда Монбальяр оставил их, Кутюра обратился в баррну:

– Мой милый, ты поблагодаришь меня… У Германсы только одна мечта: ангажемент… Я ее знаю… Она любит тебя, честное слово! Но видишь ли! Шутник, который пообещает ей попасть в Folies-Dramatiques… Что ты хочешь? Это у ней idée-fixe… Имея «Скандал» в руках, в две недели ты можешь потребовать ангажемента, и тогда… Тогда ты ее держишь… и крепко! Ты внушишь ей страх газетой, как муж внушает страх уголовным судом… Время от времени ее можно поцарапать, чтобы удержать на хорошей дороге… и клянусь тебе, она больше не спотыкнется!

В пять минут пообедали у Пюизинье, которого Кутюра заставил помириться с Германсой. Кутюра проскользнул в переднюю и шепнул ей на ухо:

– Дело сделано… ты получишь ангажемент… Теперь как можно больше любви этому ребенку и погорячее! Для тебя будет хороший клочок ренты…

– Нельзя ли тебе дать доверенность, – сказал Пюизинье, протягиваясь в кресле.

– Невозможно!.. Дело прежде любви… Я увожу тебя, надо, чтобы ты был там… Скажут, мы тебя принудили… Ведь это ты покупаешь… Я ничего более – как твой главный редактор… ты назначишь жалованье… жалованье, какое ты захочешь… Если ты хочешь сделать меня участником в доходах…

Они входили в редакцию, когда одна из современных знаменитостей, попробовавшая завести газету под своим именем, прошла у них под носом.

– Постой, – вскрикнул Кутюра, толкнув локтем Пюизинье, и бросился навстречу знаменитости: – мой милый, у вас счастливая рука; в вашей газете есть малый… не знаю его имени, но он дает жизнь вашей газете… вчера в кафе Риш только об этом и говорили… Прелестные статьи!

– Мелин, не так ли… Да, у него талант… Читал ты мою статью вчера?

– Нет, – сказал Кутюра.

– Вот именно, Мелин… Держите этого мальчика в хлопке, это счастье вашего журнала.

– Зачем ты ему это сказал? – спросил Пюизинье, – у него сделался беспокойный вид.

– Зачем? Ты увидишь завтра… У тебя, вероятно, нет желанья оставить Нашета?

Пюизинье сделал движенье.

– Ну вот тебе Нашет и замещен.

– Как, замешен!

– Этот великий человек, как он ни будь велик – все же писатель… Если будут говорить немного об одном из его редакторов, не будут говорить только о нем… Мелин будет выброшен за дверь завтра утром под каким-нибудь предлогом, и он будет наш.

Монбальяр ждал их, прогуливаясь взад и вперед по конторе газеты.

– Ты аккуратен, – сказал ему Кутюра.

– Как солнечное затмение, дети мои… Все готово, вот проект условия.

Кутюра взял его из рук Монбальяра и передал Пюизинье, затем взял его обратно и внимательно перечел.

– Отлично! – сказал он после чтения. – Пюизинье и вы перепишите его в двух экземплярах на гербовой бумаге… А я посмотрю условия относительно редакции…

И в то время как они переписывали, Кутюра, просматривая корректуры, пробежал глазами статью Нашета.

– Так! Подпишем!.. Перо Фонтенебло, господа! – сказал Монбальяр.

Они подписали.

– Господа, дом ваш… он очень хорош… Черт возьми!.. Я старался…

И забирая все, что было в кассе, продолжал:

– Вот ключ, который запирал не одни только железные перья!.. А теперь, когда все справлено, имею честь… я пойду выпью что-нибудь… Ах, скажи пожалуйста, хочешь видеть рукописи, раньше, чем они пойдут в печать?

– Зачем? – сказал Кутюра. – Нет, отдай их в набор…

И когда Монбальяр подходил к двери:

– А то, не трудись… Мне надо обойти типографию, я их отдам.

Монбальяр вышел.

– Я тебе больше не нужен? – спросил Пюизинье.

– Нет, нужен, – сказал Кутюра. – Поспи немного на этом диване, тут очень хорошо.

Кутюра снова взял корректуры и погрузился в продолжение двух часов в чтение многочисленных столбцов. Внутренний его монолог был следующий:

– Каталог писем, где дают отрывки писем такой знаменитости, каков Демальи, это хитрость… Отрывки, которые оскорбляют только и непременно Франшемона, Ремонвиля, Ламперьера и других, это чересчур верно прицелено, это злость слишком литературная для торговца автографами… Я чувствую ложь во всем этом…

– Ах, если б можно было угадать, кому адресованы письма, это может быть меня вывело бы на дорогу… Посмотрим… Гм… манера слишком откровенная, для писем, писанных к мужчине… Мы обыкновенно более осторожны, чем тут… Ага, это к женщине… они не подумали об этом окончании, дураки! Вот окончание слова, которое разрешает вопрос… Хорошо, это к женщине… Да, но далее… Перечтем… В них слышится особенно почтительный тон, который может быть обращен к женщине… как к законной жене… И потом, каталог печатает его письма, подписанные его именем… Как я глуп! Это письма Демальи к его жене… Нашет, который вертится около неё вот уже несколько месяцев, имел в руках эти письма, а каталог – это выдумка… Нет, Нашет умнее этого… Подлость до такой степени глупая выше его… Тут была продажа…