Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить (сборник)

Мне нечего ответить на ее последнее саркастическое замечание – я совсем забыл, что в маленькой деревушке жизнь каждого у всех на виду.

Она мельком заглядывает в ванную.

– Вечером здесь вымою, – обещаю я.

– Надеюсь, – говорит она. – Все здесь сверкало, когда вы въезжали. – Мы вернулись на кухню. Женщина не заметила отсутствие двух разбитых мною стаканов, а у меня не хватило мужества признаться. Просто оставлю на буфете деньги. Она включает свет в гостиной. Повсюду разбросаны мои грязные вещи.

– Я заберу их, – говорю я, пытаясь выдавить улыбку.

– Могли бы перейти дорогу, – с упреком произносит она. – Я с удовольствием накормила бы вас. Супом или еще чем-нибудь. Я все равно каждый день готовлю для мужа – где один, там и двое.

Я растроган, но не знаю, как выразить свои чувства. Не говорить же ей, что наш совместный обед окончательно добил бы меня.

Женщина рассматривает расписную думку.

– Вы едете к своей невесте? – спрашивает она.

Понимаю, что нужно солгать, но почему-то не могу. Прячу от нее глаза. Сейчас стакан с виски был бы кстати.

– Нет, – бормочу я. – Она уехала в Америку.

– Tiens! [64] Ну и ну! ( фр .) – удивляется женщина. – А вы что, остаетесь во Франции? – Она смотрит мне в глаза.

– На какое-то время, – отвечаю я и чувствую, что покрываюсь потом. Мне вдруг приходит в голову, что на эту женщину, итальянскую крестьянку, наверное, похожа мать Джованни. Я стараюсь не думать, как страшно завыла бы она, и боюсь даже представить выражение, какое было бы в ее глазах, узнай она, что сына убьют на рассвете и что в этом косвенно виноват я.

Но эта женщина – не мать Джованни.

– Нехорошо молодому человеку, вроде вас, – говорит она, – сидеть одному в большом доме без женщины. Неправильно это. – Лицо ее омрачает печаль, она хочет еще что-то сказать, но сдерживается. Она, конечно, собиралась поговорить о Гелле, которая ни ей, ни остальным женщинам в деревне не нравилась. Но она только выключает свет в гостиной, и мы переходим в большую спальню, хозяйскую, где спали мы с Геллой. Не ту, где я оставил стакан. Здесь тоже все чисто и опрятно. Осмотрев комнату, женщина говорит с улыбкой:

– Видно, что последнее время здесь не ночевали.

Я чувствую со стыдом, что краснею. Женщина смеется.

– Вы еще будете счастливы, – уверенно произносит она. – Найдете другую, хорошую женщину, женитесь, заведете детишек. Да, вот что вам надо, – говорит она, словно я возражаю. Не успеваю я открыть рот, как она спрашивает: – А где ваша мать?

– Она умерла.

– А-а… – Женщина сочувственно кивает головой. – Грустно. А отец? Его тоже нет в живых?

– Нет, он жив. Он в Америке.

– Pauvre bambino! [65] Бедный мальчик! ( фр .) – Она смотрит на меня с жалостью, отчего я чувствую себя совершенно беспомощным. Если она сейчас не уйдет, я или зареву во весь голос, или стану ругаться. – Но вы ведь не хотите мотаться по белому свету, как бродяга? Это очень огорчило бы вашу маму. Наверное, обзаведетесь когда-нибудь семьей?

– Да, конечно. Когда-нибудь.

Женщина кладет свою сильную руку на мое плечо.

– Пусть не ваша мама – она умерла, и это очень печально! – но ваш отец, он будет счастлив нянчить ваших детишек. – Она замолкает, взгляд ее черных глаз становится мягче, она смотрит сквозь меня. – У нас было трое сыновей. Двоих убило на войне. Тогда же мы потеряли все свои деньги. Разве не горько всю жизнь трудиться в поте лица, чтобы обеспечить спокойную старость, и вдруг разом утратить все? Мужа это сильно подкосило, с тех пор он так и не стал прежним.

Теперь я вижу в ее взгляде не только рассудительность, в нем много боли и печали. Она пожимает плечами.

– Но что тут поделаешь? Лучше об этом не думать. – И вдруг улыбается. – Наш третий сын живет на севере страны. Два года назад он навестил нас и привез с собой сыночка. Тому всего четыре годика. Такой красавчик! Его зовут Марио, как и моего мужа. Они гостили у нас дней десять, и мы словно помолодели. – И снова улыбается. – Особенно мой муж. – Женщина замолкает, но улыбка остается на ее лице. Потом она неожиданно спрашивает: – Вы Богу молитесь?

Я чувствую, что долго этого не выдержу.

– Иногда.

– Но в Бога верите?

Я улыбаюсь. Улыбка получается не снисходительная, хотя мне хотелось именно этого.

– Да.

Не знаю, как все выглядело со стороны, но моя улыбка женщину не убедила.

– Нужно молиться, – рассудительно говорит она. – Поверьте мне. Пусть даже понемногу и время от времени. Зажгите свечку. Если б не молитвы и заступничество святых угодников, на свете нельзя было бы жить. Так и мама сказала бы вам. – Женщина даже слегка выпрямляется. – Не сердитесь на меня.