Виктор Мари Гюго - Алхимия и Нотр-дам де пари

Согласно Декарту, дух и материя – две совершенно разные модальности: они встречаются по божественному плану в одной точке – мозгу человеческом. Окружающий мир, понятый «материально», автоматически отстраняется от духовных содержаний, а дух превращается в некое абстрактное дополнение чисто материальной реальности и вне таковой игнорируется вообще.

Для народов прошлого материя пронизана божественной эманацией. В цивилизациях, названных «архаическими», это сказывалось в непосредственном опыте: материя, Земля признавалась вечным потенциальным принципом всех вещей, а небо – принципом активно-порождающим. Две руки Бога связывались нерасторжимо, словно женщина и мужчина, мать и отец. Земля воплощала небесную активность, вещи воспринимались и чувственно и духовно – данная метафизическая истина оставалась независимой от изменчивых образов мироздания.

Для philosophia perennis – свойственной и Западу и Востоку до прихода рационализма – активный и пассивный (потенциальный) принципы были, вне любой манифестации, определяющими полюсами существования. Материя: аспект или функция Бога; материя, не обособленная от Духа реальность, а необходимый компонент. Она есть чистая, прозрачная потенциальность, все, что различимо в ней, уже отмечено активностью Духа и Слова Божия. Материя – зеркало Духа.

Для современного человека материя превратилась в «объект», «вещь». Она стала, так сказать, более устойчивой и «настойчивой», ибо только за собой оставила качество протяженности и все к этому относящееся, она стала инертной массой, духовно непроницаемой экстериорностью, наличным фактом. Конечно, материя всегда отличалась атрибутами в известном смысле противоположными Духу, но для людей ранних эпох никогда она не олицетворяла всей «реальности». И главное, материя никогда не рассматривалась независимой от Духа, доступной познанию сама по себе. Идея протяженности, отвлеченной от материи, получила у Декарта философское обоснование. Начиная с этого момента, материя распалась на массу и протяженность. И тогда ученые принялись искать объяснения сугубо количественные: сначала для всех особенностей пространства, затем и для чувственных качеств, что вполне легитимно и приносит пользу науке и технике в их эксплуатации внешней, «объективной» действительности. Но ни протяженность, ни какое-либо другое чувственное впечатление не исчерпывается количественными детерминациями. Согласно Рене Генону, не существует протяженности без того или иного качественного аспекта. Даже самые простые фигуры – круг, треугольник, квадрат – имеют нечто качественно уникальное и не сводятся к чисто количественному измерению. Если данные чувственного восприятия подвергнуть количественной аналитике, они вообще распадутся в небытие. «Модели» экспериментальной науки, изображающие, к примеру, структуры атомов или молекул, также имеют качественные элементы или косвенно зависят от них. Можно выразить цифрами различие световых вибраций красного и синего, но цифрами не объяснить слепому сущность света. То же самое касается качественного содержания любой перцепции. Представим человека глухого от рождения и дальтоника к тому же, знакомого с научными формулами звуков и цветов. Разве передадут ему формулы сущность звуков и цветов или глубокое различие меж двумя сенсорными переживаниями? И если сие относится к самым простым ощущениям, что же говорить о бесчисленных формах выражения живых организмов! Они избегают не только измерений, но и аналитических описаний. Разумеется, всегда можно определить контур дерева или зверя, но подобная «схема» не объяснит их сущности. Это не оспаривают в области искусства, но забывают, что в любой области качественная сущность вещи постигается интуитивным прозрением, а не прогрессирующим измерением.

Зеркало материи отражает весьма поверхностно, весьма искаженно качественные модусы объекта. Наука, основанная на количественной аналитике, полностью игнорирует необычайно сложную сущность вещей. Для такой науки античная «форма» (то есть качественное содержание) практически роли не играет. Потому-то искусство и наука – синонимы в прежние эпохи – ныне резко разделены, и по той же причине красота в глазах современной науки не имеет ничего общего с познанием.

Традиционная доктрина в дистинкциях eidos и hyle или forma и materia разумеет: вещи не только «материальны», или «интеллигибельны», – они суть одновременно и качество и количество; доктрина не довольствуется разделением и диссоциацией, но рассматривает два «полюса» в необходимой взаимосвязи. Аристотель доводит до логического предела оппозицию эйдос–гиле, но не допускает их парадоксального единения. Ясно тем не менее, что «форма» (причина вещи), соответствующая чистому Акту, и рецептивно-потенциальная субстанция обоюдно соотносятся до такой степени, что их фундаментальные и вневременные возможности не могут быть разделены…