Джон Голсуорси - Пустыня в цвету

– Ничего. Но я не хочу об этом говорить. Простите, мне в другую сторону.

Сэр Лоренс остановился.

– Минутку, а потом уж я пойду в другую сторону. Скажите, вам не кажется, что с человеком, который переживает душевную драму, трудно жить вместе, пока он в себе этого не преодолел? Вот и все, что я хотел вам сказать, но над этим стоит подумать!

И, приподняв шляпу, сэр Лоренс повернулся к нему спиной. Слава богу! Хорошо, что он с этим разделался! Ну и колючий же молодой человек. Но все же он выложил ему все начистоту! Сэр Лоренс отправился на Маунт-стрит, размышляя об узости взглядов, которую порождает верность традициям. Если бы не традиция, Уилфрида ничуть бы не беспокоило, что его сочтут трусом. А разве огорчалась бы так семья Динни? Разве Лайелл написал бы свою проклятую поэму? А его капрал разве не сдался бы на милость победителя? Разве хоть один из Черрелов, собравшихся на семейный совет, и в самом деле искренний, убежденный христианин? Даже Хилери – и тот нет, готов что угодно прозакладывать! Однако ни один из них не может спокойно переварить этого отречения от веры. И дело тут не в религии, а в том, что Дезерт смалодушничал. Вот что им против шерсти. Трусость или по меньшей мере наплевательское отношение к доброму имени своей родины. Ну что ж! Около миллиона англичан отдало жизнь за это доброе имя на войне; разве все они погибли зря? Да и сам Дезерт чуть было не сложил за него голову, и даже получил какие-то ордена! Как все это противоречиво! Видно, на людях легче любить родину, чем в пустыне; на фронте это принято, а в Дарфуре – нет.

Он услышал за спиной торопливые шаги и, обернувшись, увидел Дезерта. Сэра Лоренса потрясло его лицо: жесткое, потемневшее, с трясущимися губами и запавшими глазами.

– Вы были правы, – произнес он. – Я хочу, чтобы вы это знали. Можете сказать ее родным, что я уезжаю.

Сэр Лоренс был страшно напуган успехом своей миссии.

– Берегитесь! – сказал он. – Вы можете нанести ей смертельную рану.

– Этого все равно не избежать. Спасибо, что меня надоумили. Прощайте.

Он повернулся и пошел прочь.

Сэр Лоренс долго смотрел ему вслед, пораженный его страдальческим видом. Домой он пришел, терзаясь сомнениями, не испортил ли дело еще больше. Он положил на место шляпу и трость; по лестнице спускалась леди Монт.

– Мне скучно, Лоренс. А ты что делал?

– Видел Дезерта и, по-моему, убедил его в том, что пока он не примирится с собой, ему лучше жить одному.

– Это очень дурно с твоей стороны.

– Почему?

– Теперь он уедет. Я так и знала, что он уедет. Сейчас же расскажи Динни, что ты наделал. – И она пошла к телефону.

– Это ты, Флер?.. Ах, Динни?.. Это тетя Эм!.. Да… Ты можешь к нам приехать?.. Почему?.. Ерунда!.. Приезжай непременно! Лоренс хочет с тобой поговорить… Сейчас? Да. Он сделал ужасную глупость… Что?.. Нет… Он хочет тебе объяснить сам. Через десять минут?.. Очень хорошо.

«Господи!» – подумал сэр Лоренс. Он вдруг понял, что для того, чтобы притупить в себе всякие чувства, достаточно вынести их на обсуждение. Если правительство зашло в тупик, оно назначает комиссию. Если у человека нечиста совесть, он бежит к адвокату или поверенному. Если бы сам он не посидел на семейном совете, разве бы он пошел к Дезерту и стал подливать масло в огонь? Это заседание заглушило в нем всякие человеческие чувства. Он отправился к Уилфриду, как присяжный, выносящий приговор после того, как несколько дней прозаседал в суде. А теперь ему нужно как-то оправдаться перед Динни, и один только бог знает, есть ли ему оправдание! Он пошел к себе в кабинет и увидел, что жена идет следом за ним.

– Лоренс, ты должен ей подробно рассказать, что ты наделал и как он к этому отнесся. Не то будет слишком поздно. И я не уйду, пока ты этого не сделаешь.

– Если принять во внимание, что ты не знаешь ни того, что я сказал, ни того, что он мне ответил, твое беспокойство мне непонятно.

– Как же не волноваться, если человек поступил нехорошо?

– Меня попросили к нему сходить твои же родные.

– А ты должен быть умнее их! Когда с поэтами обращаются как с трактирщиками, они не могут не взорваться.

– Наоборот, он меня даже поблагодарил.

– Тем хуже. Тогда я задержу такси Динни, пусть ждет.

– Эм, – сказал сэр Лоренс, – когда ты будешь писать завещание, ты мне скажи.

– Зачем?

– Может, я хоть раз заставлю тебя быть последовательной.

– Все, что у меня есть, пойдет Майклу для Кэтрин. А если я умру, когда Кит будет в Хэрроу, отдай ему дедушкину «отвальную чару», ту, что у меня в шкафу, в Липпингхолле. Но не позволяй ему брать ее с собой в школу, они еще ее там расплавят, или будут кипятить в ней мятную настойку, или еще что-нибудь. Запомнишь?