Симона де Бовуар - Гостья

«Мы и правда одно целое», – в порыве любви подумала она. Это говорил Пьер, это его рука поднималась, но его движения, его интонации составляли часть жизни Франсуазы в той же мере, что и его собственной; или, вернее, была только одна жизнь, и в центре – одно существо, о котором нельзя было сказать ни «он», ни «я», а лишь «мы».

Пьер находился на сцене, она – в зале, однако для обоих одна и та же пьеса разыгрывалась в одном и том же театре. Так и с их жизнью; они не всегда видели ее под одним и тем же углом; через свои желания, настроения, удовольствия каждый открывал какую-то иную ее сторону: и тем не менее это была одна и та же жизнь. Ни время, ни расстояния не могли ее разделить; безусловно, были улицы, идеи, лица, существовавшие сначала для Пьера, а другие сначала существовали для Франсуазы; но эти разрозненные моменты они преданно собирали в единое целое, в котором твое и мое становились неразличимы. Никто из них двоих никогда не присваивал себе ни малейшей его частицы; это стало бы худшим предательством, единственно возможным.

– Завтра в два часа дня мы репетируем третий акт без костюмов, – сказал Пьер, – а вечером повторяем все по порядку и в костюмах.

– Я убегаю, – сказал Жербер. – Завтра утром я вам понадоблюсь?

Франсуаза заколебалась; с Жербером тяжелейшая работа становилась чуть ли не забавой; утро без него будет унылым; однако его жалкое измученное лицо растопило ее сердце.

– Нет, сделать осталось совсем немного, – сказала она.

– Это правда? – спросил Жербер.

– Абсолютная правда, отоспитесь всласть.

Элизабет подошла к Пьеру.

– Знаешь, твой Юлий Цезарь и правда потрясающий, – сказала она; лицо ее приняло соответствующее выражение. – Он настолько в своей эпохе и в то же время такой реалистичный. Это молчание в тот момент, когда ты поднимаешь руку, смысл этого молчания… Это изумительно.

– Ты очень любезна, – ответил Пьер.

– Предсказываю вам, это будет успех, – уверенно заявила она и с большим интересом окинула взглядом Ксавьер.

– Похоже, эта девушка не слишком любит театр. Уже так пресыщена?

– Я не таким представляла себе театр, – презрительным тоном заметила Ксавьер.

– А каким вы его представляли? – поинтересовался Пьер.

– Они все похожи на торговых приказчиков, такой у них прилежный вид.

– Это волнует, – сказала Элизабет. – Все эти первые пробные шаги, все эти смутные поиски, и под конец вспыхивает что-то прекрасное.

– А я нахожу это отвратительным, – заявила Ксавьер; гнев отмел ее робость, она с мрачным видом смотрела на Элизабет. – Усилие всегда имеет неприглядный вид, а когда усилие к тому же не приводит к успеху, тогда… – Она усмехнулась. – Это смехотворно.

– Так бывает во всех искусствах, – сухо заметила Элизабет. – Прекрасные вещи никогда легко не создаются; чем они драгоценнее, тем больше работы они требуют. Вы увидите.

– Драгоценным я называю то, – возразила Ксавьер, – что падает вам, как манна небесная. – Она поморщилась. – А если это должно покупаться, то это товар, как все остальное, и меня это не интересует.

– Какая романтическая малышка! – с холодным смешком проронила Элизабет.

– Я ее понимаю, – заметил Пьер. – В нашей жалкой стряпне нет ничего привлекательного.

– Вот как! Это новость! Теперь ты веришь в силу вдохновения?

– Нет, но правда и то, что наша работа лишена красоты; это мерзкое месиво.

– Я не говорила, что эта работа красива, – поспешно возразила Элизабет. – Я прекрасно знаю, что красота лишь в завершенном творении, но я нахожу захватывающим переход от бесформенного к законченной и чистой форме.

Франсуаза бросила на Пьера умоляющий взгляд: трудно было спорить с Элизабет; если последнее слово оставалось не за ней, она полагала, что теряет уважение в глазах людей; дабы добиться их уважения, их любви, она сражалась с ними со злобной недобросовестностью; это могло длиться часами.

– Да, – с отрешенным видом согласился Пьер. – Но чтобы оценить это, надо быть специалистом.

Наступило молчание.

– Думаю, разумно будет разойтись по домам.

Элизабет взглянула на часы.

– Боже мой! Я опоздаю на последний поезд метро, – с растерянным видом сказала она. – До завтра.

– Мы тебя проводим, – вяло пообещала Франсуаза.

– Нет, нет, вы меня задержите, – возразила Элизабет. Схватив свою сумку и перчатки, она направила в пустоту смутную улыбку и исчезла.

– Мы могли бы пойти куда-нибудь выпить по стаканчику, – предложила Франсуаза.