Луи Клод де Сен-Мартен - Человек Желания

Сосредоточьте вашу мысль на бедах подлинных, что вас одолевают: тогда под силу все перенести вам, и все несчастья, названные выше, уж боле не затронут вас.

Что значит легкое недомоганье в глазах терзаемого страшной мукой, который ощущает бич страданий неотступных.

Без друга вашего, что ангелом зовется, не стоит делать даже шаг один; пребудьте же в руке его, подобно детям, которых он ведет: пусть сами не идут они, но движет ими его сила.

Когда бы рассудительности ради не отвергали бы его содействий вы, то не нуждались бы в мольбе к нему, имея лишь одну заботу – его любить, им восхищаться.

Ведь исполняет он обязанности все, которыми же сам вас наделяет, и чувствуете вы, что это он и был, молившийся за вас и в вас.

Но, смертные, напрасно счастье вас взыскует, – обходитесь вы с ним как с собственным врагом, заботясь лишь о том, чтобы оно никак бы к вам не прикоснулось.

Моя душа поднялась на вершину горы Сион. Как я хотел бы сделать вечным здесь пребывание свое! Отсюда моя душа черпает воды в их источнике первоначальном. Отсюда ее животворит чистейший воздух.

Я обозрел в мгновенье ока действенный огонь, что разошелся в стороны далёко.

Подобно этому, огонь божественный объемлет все пределы сущности моей; сосудом и проводником моя душа ему послужит, чтобы его распространить до граней всех миров.

Преподан знак и искра засияла, превосходящая все пламенники тленья; огонь небесный больше не угаснет в моих жилах.

И дни моих скорбей запечатленных уже не обратятся в пору радости и ликованья!

И будет ли дано им время, эпохи обозреть, чтобы Предвечному мне принести обеты?

Житье мое всецело будет посвященным решению единственной задачи – раскрытию сокровищ, что в человеческой душе таятся.

И разве солнце может прекратить свой бег по кругу во вселенной? Нельзя ли излучаемый огонь его усилить, отдохновенье запретив светилу?

Предвечный право за Собой оставил сущности творить. Он дал природе силу порождать лишь формы и их тени.

А человеку дал Он власть творить по вере добродетель, ведь возжелал Предвечный, чтоб всякое Его произведенье творцом бы маленьким являлось.

Самим своим твореньям предоставил свободу действия в пределах их по образу, подобию Его.

О, люди, если человек не покоряется бессмысленным занятьям вашим, не верите ему вы, сколь он ни старайся.

Уразумейте же: чем больше человека возносят вверх, тем больше он стремится отведать наслаждений и дел своих исполнить.

Не потому ли вы бездельники в глазах своих детей, что позабыть смогли их лет забавы?

Могу ли быть бесчувственным к превратностям великим, что окружают человека, когда он остается без поддержки? И как его не пожалеть, когда он оказался жертвой?

Бесчисленны дороги заблуждений; исполнен путь глубоких истин высокой безнадежности преградой.

Идя обычным человеческим путем, чем удивляться, если не природой и разумом существ; все эти бездны постоянно рядом с нашей мыслью и, кажется, готовы поглотить ее.

Идя обычным человеческим путем, чем удивляться, если не Небес пространством, великим в совокупности своей: история его столь мало доступна пониманью человека!

Глаза его темнеют, когда однажды смертный пытается вглядеться в эти бездны, и голова готова закружиться.

И если бы, возвышенный Господь, не стало достоверностью, что мы хотели обмануть Тебя, то человек несведущий сказать бы мог с Иеремией невозбранно:

«Ты влек меня, Господи, – и я увлечен; Ты сильнее меня – и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною» (Книга пророка Иеремии, Глава 20, стих 7).

Когда я был один бы на земле, не смог бы удержаться на стезе, которая меня вела бы к духовному успокоенью. И яростно набросился тогда бы на истинную пищу моей мысли, сердца моего.

И я б не отпускал своей добычи, пока бы не насытился вполне, пока бы не почувствовал, как появились во мне живительные токи, всегда готовые мне сущность сообщать мою же.

И если бы я смог оплакивать свою утрату до иссушенья мозга своего, и если бы я смог усилием, слезами достичь того, чтобы не покидать Иерусалима,

Способен был бы я предать забвенью братьев тех, которых увели в цепях под стены Вавилона?

Способен был бы потупить очи долу и позабыть о тех, кто там все дни томится? Способен был бы мыслить лишь о своих скорбях, взирая на невзгоды, постигшие моих собратьев?

«Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего» (Псалтирь, Псалом 137, стих 5, 6).