В цивилизациях Востока ни счастье, ни человек не были высокими ценностями. А потому то, что их выражает, было мало представлено: Евфрату были чужды образы удовольствия, как они чужды и искусству модернизма. Ему была известна сексуальность, но то была фатальность, удовольствие же – противоположность фатальности. Только Эгейская цивилизация иногда предчувствовала…
Архаическая статуя Коры в пеплосе. Аттическая работа, паросский мрамор, 530 г. до н. э.
Слово «Греция» полно силы смутного внушения, когда причудливым образом сочетаются Гесиод [105] Гесиод – древнегреческий поэт (Беотия, VIII–VII вв. до н. э.). Известен двумя поэмами: «Труды и дни» и «Теогония»; первая из них являлась для греческих земледельцев сводом житейской мудрости; вторая, в частности, представляет собой попытку привести в систему религиозные и мифологические представления и подготавливает почву для первых философских учений.
и поэты « Антологии » [106] «Антология» – коллекция греческих эпиграмм, переложенных в византийскую эпоху. К концу IX в. Константин Цефалос составил такую антологию на основе предшествующих (I–VI вв. до н. э.); к 989 г. в так называемой «Палатинской антологии» было 5300 эпиграмм.
, мастер « Головы Эфеба » в Акрополе и последние александрийские скульпторы [107] …Последние александрийские скульпторы… – Очевидно, скульпторы так называемой Неоаттической школы I в. до н. э. (Паситель, Менелай).
. Европа открыла Грецию через Александрию и Рим; представим себе, шутки ради, что она умерла, когда Фидий начал ваять. (Опредёленный период Греции исчез вместе с Периклом, и фантазировать по поводу некоего эллинизма, который не ведал бы как раз того, чей дух прославляли сначала в XVI, а затем в XIX веках, не более абсурдно, чем видеть в Праксителе выразителя Эсхила). Вряд ли пострадала бы «красота»; разве греческий дух чувствовался бы меньше? Кто спутает «Дельфийского Возничего » [108] «Дельфийский Возничий» – одна из немногих подлинных древнегреческих бронзовых статуй, дошедших до нашего времени (часть большой скульптурной группы); создана пелопоннесским мастером, близким к Пифагору Регийскому (вторая четверть V в. до н. э., Археологический музей, Дельфы).
, фигуры музея Акрополя, Куроса Каливийского [109] Курос Каливийский… – В скульптуре тип куроса – юноши, героя, воина – сложился на протяжении VII и начала VI вв. до н. э. (Пелопоннес). Здесь имеется в виду курос, хранящийся в Музее «Метрополитен» (Нью-Йорк).
с какой-нибудь статуей Египта или Евфрата? Появившееся позднее, чем возникли поиски красоты, изображение женского обнажённого тела наводит нас на мысль о сладострастии. Оно и в самом деле его выражает. Прежде всего, потому, что оно свободно от религиозного паралича: жесты его остановились, как в живом сне. Но особенно потому, что расположение светил, с которым оно связано, перестало быть фатальностью и стало гармонией; потому что, сделавшись помощницей и опорой человека, Земля простирает до бесконечности космоса своё торжество надо всем, что было ужасным царством Прародительниц. И когда перестаёшь смотреть на него глазами христиан, когда сравниваешь его не с готическим ню, а с ню индийским, акцент тотчас меняется: эротизм смягчается, и мы обнаруживаем, что он излучает свободу; кажется, что его полные формы ещё прикрыты незаметно складками хитонов, которые он медленно сбрасывал, – такие фигуры назывались Нике.
Восточный художник (позднее так стал поступать и художник византийский) претворял образы в стиле, перевоссоздавшем мир в соответствии с религиозными идеалами, главной константой которых была Вечность. Искусство главенства Земли обретает наивысшую силу в согласии с человеком; искусство мира вечности и судьбы обретает эту силу в разногласии: оно не старается быть ни искусством, ни красотой, оно не «стилизовано»: оно есть стиль . Вот почему греческое искусство в борьбе с искусством Древнего Востока, искусство Реймса, а затем Италии в борьбе с восточной составляющей христианства сходным образом открывают изображение движения. Постепенный переход планов, который, начиная с эпохи Перикла, приходит на смену их чётким сопряжениям в созданных ранее лицах (в частности, это касается губ и век), предвосхищает растушёвку контура у Леонардо. И тот же поиск изобразительных средств, противоположных изобразительным средствам религиозной неподвижности, ведёт – по достижении иллюзии – и греческого, и итальянского художника к тому, чтобы перестать видеть в искусстве только средство обширного вымысла.
Читать дальше