Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

После ресторана «Кус-и-Вкус» следующей моей работой стало «Спортивное шоу». Его устраивали каждый год в марте на территории Выставки, в здании Колизея. Это было что-то вроде автомобильного шоу или осенней ярмарки, где фирмы, торгующие моторными лодками, байдарками, стекло-волоконными каноэ, удочками, спортивным оружием, показывали на отдельных стендах свой товар. Мальчики-скауты в зеленой униформе, с голыми розовыми коленками, торчащими из-под длинных шорт, показывали, как они умеют ставить палатки и разводить костры, как слаженно действуют по сигналу пожарной тревоги. Рядом с их платформой висел плакат Министерства лесного хозяйства о предотвращении лесных пожаров. В определенные часы устраивал пляски ансамбль замученных жизнью индейцев в подозрительно новых костюмах. О мучениях индейцев я знала из их разговоров – мы часто ели хот-доги у одного ларька. Один из них звал меня «бочка».

Там еще был стадион, где соревновались в распиливании бревен и ловле рыбы на мушку, а также конкурс на звание «Мисс Свежий Воздух». Там же выступал тюлень Шарки; он умел играть «Боже, храни Королеву», трубя в свирель из паяльных трубок.

Эта работа нравилась мне больше всего – своей безалаберностью и пестротой. В шумной толпе я была почти на месте. Людей интересовало только то, что я искусно подсекаю рыбу и пилю бревна. Я работала вечерами после школы и по целым дням в выходные, а в обеденный перерыв, съев пять-шесть хот-догов и выпив несколько банок «Медовой росы», ходила гулять. Смотрела показы мод: парки последних фасонов, капковые спасательные жилеты, в которых фигуряла мисс Свежий Воздух, одновременно демонстрируя безупречное владение спиннингом. Еще я любила встать у выхода на арену и наблюдать, как участники соревнования, балансируя на планшире каноэ, сбивают стрелой воздушный шарик или сталкивают друг друга с крутящегося бревна в пластмассовый бассейн.

От меня требовалось немного: стоять на стрельбище в красном кожаном фартуке и выдавать напрокат стрелы. Когда запас стрел в бочке иссякал, я отгоняла за веревочное ограждение посетителей – детишек, спортивных молодых людей с женами и подругами, подростков в черных кожаных куртках, которые постоянно ошивались либо у нас, либо возле тира, – шла к мишеням, выдергивала стрелы и складывала их в бочку. А дальше опять все сначала.

Кроме меня, в тире работали двое: Роб и Берт. Роб был зазывалой; у него имелся опыт уличной торговли и обслуживания карнавалов, летом он обычно подвизался на Выставке: приглашал на карусели, продавал сладкую вату, проводил игры, раздавал призы – каких-нибудь пупсов. Встав на края бочки, он кричал:

– ТРИ – десять центов, девять – четвертак; подходите, себя покажите, попадете в шарик, один выстрел за так; ну, юная леди, не хотите попробовать?

Берт, робкий университетский первокурсник, носивший очки и свитера с вырезом лодочкой, помогал мне выдавать стрелы и сгребал четвертаки.

Трудность нашей работы заключалась в том, что мы шли к мишеням, не будучи абсолютно уверены в своей безопасности. Роб кричал:

– Луки ВНИЗ, пожалуйста, СТРЕЛЫ с тетивы. – Но изредка кто-нибудь все же выпускал стрелу, не то случайно, не то нарочно. И однажды меня таки подстрелили. Мы уже собрали все стрелы; ребята понесли бочки назад, а я меняла мишени и, уже втыкая в землю последнюю, вдруг почувствовала удар по левой ягодице. За моей спиной истерически захохотали, Роб закричал: «Кто это сделал?» – и лишь после этого я почувствовала боль. Парень уверял, что он не специально, но я не поверила. Скорее при виде моего луноподобного зада на него нашло временное затмение.

Пришлось идти в медпункт вынимать стрелу и стоять задрав юбку, пока промывали и перевязывали рану. К счастью, стрела была игровая и вошла не очень глубоко.

– Всего-навсего повреждение мягких тканей, – сказала медсестра. Роб пытался отправить меня домой, но я осталась до закрытия. После работы он отвез меня на своем древнем «фольксвагене», причем был со мной чрезвычайно мил. Несмотря на страшный цинизм во всем остальном, он всегда искренне сочувствовал жертвам подобных инцидентов, поскольку и сам чуть не погиб из-за сошедшего с рельсов автомобильчика Могучего Мышонка. Когда мы стояли на светофоре, Роб снял правую руку с руля и потрепал меня по колену.

– Жаль, что ты не можешь писать стоя, – пошутил он. Это был мой третий сексуальный опыт.

Едва переступив порог, я услышала, что отец зовет меня в гостиную. Это было удивительно – родители давно не обращали внимания на мои приходы и уходы. Они сидели на своих обычных местах. Отец был несчастен, опустошен, мать – разгневана.