Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

«Что я делаю? Зачем? – подумала я. – Кто меня до этого довел?»

– Пойду спать, – сказала я Артуру. Я была не в состоянии что-то делать или хотя бы разумно мыслить; в любую секунду Королевский Дикобраз мог забарабанить в дверь или прокричать нечто ужасное в телефон – за мгновение до того, как прыгнуть… Меня словно парализовало, я была не в силах пошевелиться. Могла только ждать, пока упадет топор, но, зная Королевского Дикобраза, понимала, что это будет скорее не топор, а какая-нибудь резиновая индейка из магазинчика приколов. Либо он устроит ужасный взрыв; у него совершенно нет чувства меры. Победила, как всегда, Россия.

Утром я подскочила к телефону на первый же звонок. Молчание, пустота, несмотря на три моих «алло». Только дыхание, а потом отбой. Я точно знала, что это он, но все равно удивилась: как неоригинально. Второй звонок раздался в шесть, третий – в девять. На следующий день пришло письмо – от него, от кого же еще: пустой лист бумаги с наклеенной маленькой ксилографией Смерти с косой. Подпись: «Этот вальс – мой». Слова и буквы были вырезаны из «Желтых страниц», а Смерть – из журнала. Я скомкала бумажку и выбросила в помойку. Королевский Дикобраз оказался скор на расправу, но пусть знает, что я не из пугливых.

Я ждала, что Артуру придет анонимка, поэтому начала просматривать его письма, хотя для этого приходилось вставать ни свет ни заря: надо было успеть спуститься в холл до прихода почтальона. Я взвешивала на руке конверты и, если содержимое вызывало подозрения, откладывала их в сторону, чтобы позднее вскрыть над паром. Этим я занималась пять дней – безрезультатно. Телефонные звонки не прекращались. Не знаю, отвечал ли на них когда-нибудь Артур; если да, то он об этом не упоминал.

Важно было понять, чего хочет Королевский Дикобраз: вернуть меня (в этом случае он ничего не скажет Артуру), убить (сомневаюсь) или всего-навсего отомстить. Может, позвонить и спросить? Если застигнуть его врасплох, он обязательно признается. Глупо было давать ему такую власть над своей жизнью; она ведь еще не до конца разрушена, все еще можно спасти. Я намекнула Артуру, что нам, пожалуй, будет полезно сменить обстановку и переехать в другой город.

На шестой день появилось новое письмо, с адресом, выведенным печатными буквами. Без марки – то есть доставлено не по почте. Внутри – одна-единственная фраза, составленная из газетных букв: «ВЫГЛЯНИ ЗА ДВЕРЬ». Я ждала полчаса, потом выглянула. На пороге лежал мертвый дикобраз с торчащей из тела стрелой. К стреле была прикреплена бумажка с надписью «ДЖОАН».

– О, ради всего святого! – раздраженно воскликнула я. Если бы Артур или хозяин дома нашли его до меня, был бы дикий переполох и, по меньшей мере, – расследование. От дикобраза требовалось срочно избавиться. Зверь был крупный, в многочисленных ранах и уже начинал разлагаться. Я подтащила его к краю крыльца и спихнула в заросли гортензии. Оставалось только надеяться, что никто из соседей меня не видел. Затем я поднялась к себе, нашла зеленый пластиковый пакет и, затолкав туда дикобраза, кое-как перевалила его в мусорный бак с откидной крышкой и надписью «ЖИЛЬЦЫ». Я представила, что будет, если Королевский Дикобраз начнет размораживать всех своих животных и одного за другим приносить ко мне на крыльцо… У него их много, хватит на много недель.

Нет, это уже слишком. Днем я пошла к телефону-автомату и позвонила ему.

– Чак, ты? – сказала я, как только он снял трубку.

– Кто это? – спросил он. – Мирна?

– Никакая не Мирна, черт бы ее побрал совсем, и тебе это прекрасно известно! – воскликнула я. – Это Джоан. Я хочу, чтобы ты знал: то, что ты делаешь, ни капельки не смешно.

– О чем ты? – В голосе у него звучало неподдельное удивление.

– Сам знаешь, – ответила я. – О твоих записочках. Ты, наверно, считаешь, что это очень умно, вырезать буквы из «Желтых страниц». Как будто нельзя догадаться, что это ты.

– Я ничего не вырезал, – сказал он. – Какие еще записочки? Я не посылал никаких записочек.

– А как насчет той дряни, которую ты приволок к нам на крыльцо сегодня утром? Это что, один из твоих драгоценных экспонатов?

– Что ты несешь? Совсем с ума сошла! – возмутился он. – Я ничего такого не делал.

– И кстати, прекрати мне звонить и дышать в трубку.

– Богом клянусь, я тебе не звонил ни разу. А что, кто-то звонит?

Я сдалась. Если он лжет, значит, намерен продолжать свои шуточки. А если нет, то кто тогда этим занимается?

– Чак, скажи честно, – попросила я.