Кнут Гамсун - Голод. Пан. Виктория (сборник)

Я обрываю ее:

– Смею ли просить вас передать поклон герцогу?

Мы глядим друг на друга. Я готов оборвать ее снова, как только она раскроет рот. Наконец у нее страдальчески передергивается лицо, я отвожу глаза и говорю:

– Откровенно говоря, гоните-ка вы принца, мой вам совет, йомфру Эдварда. Он не для вас. Поверьте, он все эти дни прикидывает, брать ли вас в жены или не брать, что для вас не так уж лестно.

– Нет, не надо об этом говорить, ладно? Глан, я думала о вас, вы готовы снять с себя куртку и промокнуть ради другого человека, я к вам пришла…

Я пожимаю плечами и продолжаю свое:

– Взамен предлагаю вам доктора. Чем не хорош? Мужчина во цвете лет, блестящий ум. Советую вам подумать.

– Выслушайте меня. Всего минуту…

– Эзоп, мой пес, ждет меня в сторожке. – Я снял картуз, поклонился и опять сказал: – Привет вам, дева красоты.

И я пошел.

Тогда она кричит, кричит в голос:

– Нет, не разрывай мне сердце. Я пришла к тебе, я ждала тебя тут и улыбалась, когда тебя увидела. Вчера я чуть рассудка не лишилась, я думала все об одном, мне было так плохо, я думала только о тебе. Сегодня я сидела у себя, кто-то вошел, я не подняла глаз, но я знала, кто это. «Я вчера прогреб полмили», – сказал он. «Не устали?» – спросила я. «Ну как же, ужасно устал и натер пузыри на ладонях», – сказал он; он был этим очень огорчен. А я думала: нашел, чем огорчаться! Потом он сказал: «Ночью у меня под окном шептались; это ваша горничная любезничала с приказчиком». – «Да, у них любовь», – сказала я. «Но ведь в два часа ночи!» – «Ну и что же? – спросила я, помолчала и прибавила: – Ночи у них не отнять». Тогда он поправляет свои золотые очки и замечает: «Однако не кажется ли вам, что шептаться под окном посреди ночи не совсем прилично?» Я все не смотрела на него, так мы просидели минут десять. «Разрешите, я принесу вам шаль?» – спросил он. «Спасибо, не надо», – ответила я. «И кому-то достанется эта ручка?» – сказал он. Я не ответила, мысли мои были далеко. Он положил мне на колени шкатулку, я раскрыла ее, там лежала брошка. На брошке была корона, я насчитала в ней десять камешков… Глан, она у меня тут, хочешь посмотреть? Она вся раздавлена, вот подойди, посмотри, она вся раздавлена… «Ну, а зачем мне эта брошка?» – спросила я. «Для украшения», – ответил он. Но я протянула ему брошку и сказала: «Оставьте меня, я думаю о другом». – «Кто же он?» – «Охотник, – ответила я. – Он подарил мне лишь два чудесных пера на память. А брошку свою вы заберите себе». Но он не взял брошку. Только тут я на него поглядела, глаза его пронизывали меня насквозь. «Я не возьму брошку, делайте с ней, что вам угодно, хоть растопчите», – сказал он. Я встала, положила брошку под каблук и раздавила. Это было утром… Четыре часа я бродила по дому, в полдень я вышла. Он ждал на дороге. «Куда вы?» – спросил он. «К Глану, – ответила я, – я попрошу его не забывать меня…» С часу я ждала тебя тут, я стояла под деревом и увидела, как ты идешь, ты был точно Бог. Я смотрела, как ты идешь, я видела твою походку, твою бороду и твои плечи, как я любила все в тебе… Но тебе не терпится, ты хочешь уйти, поскорее уйти, я не нужна тебе, ты на меня не глядишь…

Я стоял. Когда она умолкла, я снова пошел. Я слишком намучился, и я улыбался, я одеревенел.

– Ах да, – бросил я, приостанавливаясь. – Вы ведь хотели мне что-то сказать?

И вот тут-то я надоел ей.

– Сказать? Но я уже все сказала. Вы что, не слышали? Нет, мне нечего, нечего больше вам сказать…

Голос ее странно дрожит, но это не трогает меня.

Наутро, когда я выхожу, Эдварда стоит у сторожки.

За ночь я все обдумал и решился. Нет, больше я не дам себя морочить этой своевольной девчонке, темной рыбачке; хватит, и так уж слишком долго ее имя неотступно стояло у меня в голове и мучило меня. Довольно! К тому же мне казалось, что, как раз насмешничая и выказывая ей равнодушие, я поднялся в ее глазах. И ловко же я уязвил ее – она держит речь целых несколько минут, а я себе спокойно бросаю: ах да, вы ведь хотели мне что-то сказать…

Она стояла подле камня. Она была сама не своя и метнулась было мне навстречу, но сдержалась и стояла, ломая руки. Я притронулся к картузу и поклонился молча.

– Сегодня мне нужно от вас только одно, Глан, – заговорила она быстро. И я не двигался, просто мне захотелось послушать, что она такое скажет. – Я слыхала, вы были у кузнеца. Вечером. Ева была дома одна.

Я опешил и спросил:

– И кому вы обязаны этими сведениями?

– Я за вами не шпионю! – крикнула она. – Я узнала это вчера вечером, мне рассказал отец. Я пришла домой вчера вечером, я вся промокла, и отец меня спросил: «Ты надерзила барону?» – «Нет», – ответила я. «Где же ты была?» – спросил отец. Я ответила: «У Глана». И тогда он мне рассказал.