Луи Куперус - О старых людях, о том, что проходит мимо

И Лот засмеялся про себя со злорадством.

– А все-таки я послала ему пятьдесят фунтов! – сказала она в дверях.

И ушла.

Он покачал головой…

– Надо поговорить… о ней! – размышлял он, анализируя собственные чувства. – И… обо мне. Обо мне еще серьезней. Бедные мы, бедные мы людишки. Нас всех надо бы под опеку, но к кому…? Ладно… лучше всего просто работать, много-много работать, непрестанно работать…

Старый господин Такма как раз спустился с горбатого мостика и проходил мимо казармы – сухощавый, прямой, как палка, в своем застегнутом на все пуговицы пальто, обдумывая каждый шаг и опираясь на трость с набалдашником из слоновой кости, – когда его увидела приближавшаяся с другой стороны Отилия Стейн де Вейрт и пошла ему навстречу.

– Добрый день, господин Такма…

– Да-да, добрый день, Отилия… Ты тоже к maman ?

– Да…

– Утром шел дождь, и я решил, что не смогу пойти. Адель ворчала, когда я все-таки собрался, но погода-то исправилась, погода-то исправилась…

– Но боюсь, что дождь скоро пойдет снова, а у вас даже нет зонтика, господин Такма.

– Да, видишь ли, детка, я терпеть не могу зонтики, никогда их не ношу… Тоже мне крыша над головой!

Отилия улыбнулась: она знала, что, держа над головой зонтик, старик не смог бы опираться на трость.

– Что ж, – сказала она, – если дождик все-таки пойдет, вы позволите мне проводить вас до дома? Или предпочтете вызвать экипаж?

– Нет, деточка, экипаж еще ужаснее, чем зонтик.

Отилия знала, что тряска причиняла ему сильную боль.

– Единственный экипаж, на котором мне еще предстоит ехать, – это катафалк. Так что, детка, если пойдет дождь, можешь проводить меня до дому. И держать у меня над головой крышу. Возьми меня под руку, вот это будет мне приятно.

Дальше они пошли под руку, он вцепился в Отилию, и его прямая походка стала неровной. Отилия вела его, а он ковылял рядом с ней, как дряхлый, дряхлый старик…

– Какая-то ты, детка, сегодня тихонькая…

– Я, господин Такма?

– Да-да…

– Все-то вы замечаете.

– Я сразу услышал по твоему голосу, что у тебя что-то не так.

– Не знаю… наверное, мне грустно… Вот мы и пришли.

Она позвонила в дверь дома мефрау Деркс; старая служанка Анна поспешила им открыть.

– Сейчас отдышусь, Анна, – сказал господин Такма. – Сейчас отдышусь… Пальто сниму позже, а сейчас… в гостиной… немного отдышусь.

– Уже становится прохладно, – сказала Анна. – Мы скоро начнем топить в гостиной. Хотя мефрау этой комнатой не пользуется, там часто кто-нибудь сидит ждет, а доктору Рулофсу всегда зябко…

– Не спеши топить, не спеши топить, – ворчливо сказал господин Такма. – Для нас, стариков, нет ничего хуже горячей печки…

Усталый, он сел на стул в гостиной, положив обе руки на костяной набалдашник трости. Анна оставила их одних.

– Расскажи, детка, что случилось? Тебе грустно?

– Так, чуть-чуть… Мне так одиноко… Ведь завтра у них свадьба.

– Да-да, завтра свадьба у Лота с Элли… Что ж, наверное, они будут счастливы.

– Надеюсь, что да… но я…

– Что с тобой, детка?

– Я буду несчастной.

– Ну что ты…

– Что я имею? Все мои дети от меня далеко. Я хочу поехать в Англию. Ведь там мои Джон и Хью… и Мери тоже скоро вернется в Европу.

– Да, детка, с возрастом мы становимся всё более одинокими… Посмотри на меня. Когда Элли выйдет замуж, со мной останется только Адель. Хорошо еще, что я выхожу на улицу… и еще вижусь с твоей мамой… и со всеми вами… и с доктором Рулофсом… Но если бы я был немощен, кто бы был у меня? А ты, ты еще молодая.

– Я? Я молодая?

– Да, детка, разве нет?

– Что вы, господин Такма, мне уже шестьдесят!

– Уже шестьдесят…? Тебе уже шестьдесят? Детка! Неужели тебе уже шестьдесят?

Старик искал слова, борясь с внезапно накатившим на него помутнением сознания, от которого он словно погружался в туман.

– Нет, ты ошибаешься… Тебе не может быть шестьдесят…

– Но это так, господин Такма, совершенно точно: мне шестьдесят лет!

– Ах, Отилия, деточка… неужели… так много! Он искал, искал слово… и закрыл глаза.

– Уже шестьдесят лет, – бормотал он. – Больше шестидесяти… больше шестидесяти лет…

– Шестьдесят, ровно шестьдесят.

– Ах да, шестьдесят! Да, детка, тебе уже шестьдесят лет… Я думал, тебе не больше сорока… ну пятидесяти… Это я задремал… Старик задремал… Шестьдесят… Больше шестидесяти лет назад…

Его речь стала неразборчивой, она не понимала, что он говорит.