Бенджамин Дизраэли - Сибилла

— Мне и в самом деле есть что рассказать, — ответил трактирщик, прикладывая палец к носу. — И я тешу себя надеждой, что мои сведения хоть кому-то нужны в этой части мира. Присаживайтесь, мастер Джерард, вот столик. Чего изволите? Стаканчик «моубрейской хлопушки»? Лучше не бывает: рецепт хранится в нашей семье уже пятьдесят лет. Мистер Морли, я думаю, не составит нам компанию. Кажется, вы сказали «чашку чаю», мистер Морли? Воды, только воды; что ж, необычно. Эй, парень, подъем! Слышишь, что говорят? Нужна вода, стакан воды для секретаря Моубрейского общества Умеренности и Трезвости. Прямо песня! Люблю именитых гостей. Чеши!

— Значит, вы можете нам что-то сообщить насчет этого…

— Одну минуту, — воскликнул трактирщик и ринулся прочь из комнаты; он с поразительной сноровкой миновал лабиринт столиков, не доставив при этом ни малейшего неудобства тем, кто за ними сидел. — Прошу меня извинить, мистер Морли, — произнес он и снова юркнул в свое кресло, — но я заметил, как один из тех американских джентльменов размахивает перед официантом своим охотничьим тесаком; назвал его полковником; мигом успокоил: человеку его звания, да затевать потасовку с прислугой — о нет, и помыслить нельзя! Никаких скандалов: лицензия под угрозой!

— Итак, вы говорили… — сказал Морли.

— Ах да, тот парень, Хаттон. Прекрасно его помню: лет двадцать, а может, и девятнадцать, как он свинтил отсюда. Шальная голова; жил невесть на что; одну воду пил — притом ни слова о трезвости и умеренности, что и вовсе непростительно. Прошу меня извинить, мистер Морли, без обид, ладно? Не выношу таких причуд, ведь в приличном обществе если не пьют, так произносят речи, снимают комнаты: это способствует делу.

— Так что же Хаттон? — спросил Джерард.

— Да! Шальная голова; раз одолжил ему фунтовую бумажку — больше ее в глаза не видел; постоянно о ней вспоминаю: это была моя последняя фунтовая бумажка. Он взамен предложил старую книгу; мне такое ни к чему, взял для жены китайскую вазу. Он держал лавку с разными диковинками, колесил по стране, собирал старинные книги и охотился за старинными памятниками; называл себя антикваром; шальная он голова, этот твой Хаттон.

— И что вы слышали о нем с тех пор? — нетерпеливо спросил Джерард.

— Ни словечка, — сказал трактирщик, — и не знаю никого, кто бы слышал хоть что-то.

— А я-то думал, что вы хотели нам про него рассказать, — сказал Стивен.

— Так и есть! Могу навести вас на след, который приведет к нему и всё такое. Не я ли прожил в Моубрее пятьдесят лет, с самого детства? Я его еще деревней видел, теперь же это — громадный город, в котором полным-полно первосортных организаций и заведений, вроде этого, — прибавил хозяин, обводя «Храм» взглядом, полным самодовольного восхищения. — Так неужели я прожил здесь все эти годы, растратив их на пустые разговоры с людьми?

— Что ж, мы все — внимание, — улыбнулся Джерард.

— Тс-с! — цыкнул трактирщик: зазвенел колокольчик, и он спрыгнул с кресла. — Итак, дамы и господа, с вашего позволения — если все наконец умолкнут — прозвучит песня в исполнении польской Панночки. По-английски синьора поет, словно пела так сызмальства. — И занавес поднялся под аккомпанемент приглушенных голосов, негромкий стук ножей и вилок и позвякивание бокалов.

Польская Панночка спела романс «Спелая вишня» {286} — к бесконечному удовольствию публики. Более того, моубрейская молодежь в лице Красавчика Мика и нескольких его приверженцев и обожателей настойчиво требовала на «бис». Певица, уходя, сделала несколько реверансов, точь-в-точь как примадонна; хозяин трактира же еще некоторое время стоял в распахнутом жилете и кланялся во все стороны посетителям, а те своими аплодисментами подтверждали, что одобряют его инициативу. Наконец он вновь уселся на свое место.

— Ох, это даже немного чересчур! — воскликнул он. — Задору этих людей нет предела. Уверен, они видят во мне родного отца.

— Так вы считаете, что у вас есть какая-то зацепка по поводу Хаттона? — продолжил Стивен.

— Говорят, у него нет родни, — сказал трактирщик.

— Это и я слышал.

— Еще стаканчик коктейля, мастер Джерард? Как он там называется? Ах да, «Пьяный Боб со льдом». «Пьяный Боб со льдом» — так его называли еще во времена моего деда. Всё, умолкаю! Мистера Морли спрашивать бесполезно, это мне известно. Вода! Знаете, должен признать, что всё же для лица официального пить только воду не так уж и противоестественно.

— Вернемся к Хаттону, — сказал Джерард, — говорят, у него нет родни.