Бенджамин Дизраэли - Сибилла

— Я не считаю это вопросом веры, — возразил незнакомец. — Насколько я понимаю, дело тут не в религиозных воззрениях, а в правах; пожалуй, это вопрос частного права и общественного счастья. Вы изменили воззрения епископов, могли бы так же поступить и с аббатами, если бы нужда в том возникла, — но вы не вольны отбирать у людей собственность, тем более если под их руководством она сделалась главным источником благоденствия общины.

— Если говорить об общине, — произнес голос, не принадлежавший ни Эгремонту, ни его собеседнику, — то вместе с монастырями исчез единственный род подобных взаимоотношений, когда-либо существовавший у нас в Англии {223} . В Англии нет общины; есть лишь общественная масса, и живет эта масса в таких условиях, которые способствуют скорее обособлению друг от друга, чем объединению.

Голос, произнесший эти слова, звучал тихо и спокойно и всё же как-то по-особенному; это был один из тех голосов, что сразу привлекают внимание: мягкий, но в то же время глубокий, внушительный и притом бесстрастный. Мужчина, который стоял на коленях подле надгробия, теперь незаметно присоединился к своему спутнику и Эгремонту — походка его была совсем тихой, под стать голосу. Он был невысокого роста, даже ниже среднего, тело имел худощавое, но притом хорошо сложенное; его бледное лицо, слегка тронутое оспой, от подлинной безобразности спасали высокий лоб, отмеченный печатью разума, и большие темные глаза, которые говорили о чуткости души и об удивительном умении схватывать всё на лету. Несмотря на молодость, мужчина был уже лысоват; одет он был в черное: опрятность его белья, аккуратно подстриженная борода, а также сильно поношенные, но тщательно починенные перчатки указывали на то, что линялый наряд есть следствие крайней нужды, а не неряшества.

— Вы тоже оплакиваете роспуск этих общин? — спросил Эгремонт.

— В мире, где мы живем, так много поводов для слез, — ответил незнакомец помоложе, — что я не могу позволить себе мучиться болью прошлого.

— И всё же вы одобряете устои того общества; говорите, что предпочитаете их нашей теперешней жизни.

— Да, я предпочитаю объединение стадному чувству.

— Разница определенно есть, — задумчиво сказал Эгремонт.

— Общность цели объединяет людей, — продолжал молодой незнакомец, — без этого они могут входить в контакт, но всё равно на деле будут оставаться разобщенными.

— И что же, таково их положение в городах?

— Таково их положение везде — но в городах оно особенно трудное. Скученность населения ожесточает борьбу за жизнь и провоцирует взаимное отвращение элементов, принужденных вступить в слишком тесный контакт. В больших городах людей сводит друг с другом исключительно жажда выгоды. И даже в погоне за состоянием они оказываются не заодно, а непременно порознь; а уж во всём прочем им и вовсе дела нет до своих ближних. Христианство учит: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»; {224} современное общество не признаёт никаких ближних.

— Воистину, мы живем в странные времена! — произнес Эгремонт: пораженный наблюдениями собеседника, он попытался скрыть свою душевную оторопь за этим банальным возгласом, который нередко свидетельствует о том, что разум возбужден сильнее, чем желает признать или способен выразить в эту минуту.

— Когда младенец делает первые шаги, он тоже считает, что живет в странные времена, — заметил его собеседник.

— Что вы имеете в виду? — спросил Эгремонт.

— Общество, которое всё еще пребывает во младенчестве, теперь начинает прощупывать свой путь.

— Настало новое правление, — сказал Эгремонт, — возможно, даже новая эра.

— Думаю, так и есть, — кивнул молодой незнакомец.

— Надеюсь, что так и есть, — отозвался тот, что постарше.

— Пожалуй, я соглашусь: общество пребывает во младенчестве, — слегка улыбнулся Эгремонт, — но, что бы вы ни говорили, наша королева правит величайшей нацией всех времен.

— Какой именно? — спросил незнакомец помоложе. — Наций-то две.

Он помедлил; Эгремонт молчал, но выглядел заинтригованным.

— Да, — вновь заговорил молодой незнакомец после короткой заминки. — Две нации; между ними нет никакой связи, никакого взаимопонимания. Они и знать не знают про обычаи, мысли, чувства друг друга, словно обитают на разных полюсах или живут на разных планетах; они по-разному воспитаны, вскормлены разной пищей, следуют разной морали, да и подчиняются не одним и тем же законам.

— Вы говорите о… — неуверенно начал Эгремонт.