Бетти Смит - Милочка Мэгги

Милочка Мэгги заплакала. Мэри собралась с последними силами. Ее голос звучал почти как обычно.

— Не плачь. Наверно, мне придется пролежать здесь пару недель. А потом я вернусь домой. Но до тех пор…

Эта ложь была последним грехом в ее жизни.

Подошла медсестра с Патриком Деннисом.

— Не больше одного посетителя зараз, — бодро сообщила она.

— Милочка Мэгги, подожди меня внизу, — сказал дочери Пэт. — Не хочу возвращаться домой в одиночку.

Девушка вернула младенца в руки матери. Поцеловав ее, она пошла вниз дожидаться отца.

Пэт был не похож на себя. У него была свежая стрижка, отглаженный костюм, начищенные ботинки, и от него пахло лавровым одеколоном. Ему тоже сказали вести себя естественно. Он старался вести себя естественно, но в итоге вел себя как незнакомец. Он присел рядом с постелью жены.

«Боже мой, — молился он, — дай мне еще один шанс. Не дай ей умереть. Я стану лучше. Я буду добр к ней. Клянусь!»

Губы Мэри дрогнули. Она пыталась сказать «Патрик».

— Ну, Мэри, — с энтузиазмом начал Пэт, — у нас, значит, сынок. Теперь мне будет с кем охотиться и рыбачить. (Он никогда в жизни не был ни на охоте, ни на рыбалке, но решил, что все мужчины приветствуют рождение сына именно такими словами.)

Мэри повернулась лицом к мужу. Пэт отвел взгляд, потому что боялся смотреть на ее впавшие щеки и черные тени под глазами. Он продолжал говорить:

— Когда тебя выпишут, у меня как раз выпадет отпуск. И вот что я тебе скажу! Мы никогда никуда в отпуск не ездили, но на этот раз мы поедем на природу. Ты слышала про Катскильские горы [24] Горный массив в штате Нью-Йорк, расположенный к северо-западу от Нью-Йорка и к юго-западу от Олбани. ? Там хороший воздух — сразу тебя поставит на ноги, не сомневайся. Будешь каждый день есть свежие яйца прямо из-под курицы и овощи всякие…

Мэри смотрела на него, не отводя взгляда, и ее глаза полнились слезами, стекавшими вниз по обеим щекам. Он накрыл ее руку своей, но тут же убрал ее, потому что ее рука обдала его сухим жаром.

— Ох, Патрик, — хрипло прошептала Мэри. — За все эти годы ты мне никогда не говорил…

— Нет, Мэри, не говорил. Но это так.

Нет, Пэт никогда не говорил ей, что любил ее, и теперь понимал, что действительно ее любил. Он чувствовал, что должен сказать это слово, «люблю». Это было простое слово, и произнести его не составляло труда, но он не мог его сказать. По какой-то непонятной причине ему казалось, что тогда он станет для нее посторонним.

— Это так, Мэри, ты же знаешь. Мне не обязательно об этом говорить. Мы с тобой… мы никогда таких вещей друг другу не говорили, потому что мы не с того начали вместе жить. Но это так. Это так.

— Слишком поздно, — рыдая, прошептала она.

— Даже не думай так говорить, — в голосе Пэта звенела наигранная бодрость. — Ты еще нас всех похоронишь.

Вряд ли ему стоило так говорить, но это была его привычная манера вести разговор. «Если я заговорю по-другому, — думал он, — она поймет, что я знаю, что она умирает».

В палату вошла мать Урсула, старшая над всеми медсестрами — и мирянками, и монахинями. Она положила руку Патрику на плечо и легонько надавила. Он встал, спросив:

— Младенца крестили?

— Да, утром, — ответила мать Урсула. — Сразу, как он родился. Его назвали Деннис Патрик.

— А как же моя жена?

— С ней останется отец Флинн.

Пэт все понял. Он взял шляпу из-под стула и склонился над Мэри. И прислонился прохладной щекой к ее сухой щеке.

— Я тебя люблю, Мэри, — прошептал он.

Выходя, он налетел на ширму. Мать Урсула поставила ее на место.

В палату вошла молоденькая монахиня с тазом воды и полотенцем. Она вымыла Мэри лицо, руки и ноги. Еще одна монахиня принесла столик, покрытый льняной салфеткой, и поставила на него две восковых свечи. Между свечами она положила распятие. За распятием на столе расположились стакан с водой и блюдце с мелкой солью. Следом были добавлены сосуд с елеем и клок ваты. Мать Урсула зажгла свечи.

Отец Флинн зашел за ширму, неся с собой Святые Дары. Три монахини преклонили колени и удалились. Священник опустился на колени у кровати, приблизив ухо к губам Мэри, и она в последний раз исповедалась. Он отпустил ей грехи и соборовал ее. Когда обряд был закончен, она всхрипнула от страха. Он понял ее и тут же взял за руку.

— Дитя мое, друг мой, не бойся. Я буду с тобой. Я буду с тобой до самого конца.

Но Мэри наполнял ужас. Она не хотела умирать! Она не хотела умирать! С тихим стоном она комкала простыню. Заглянувшая за ширму медсестра побежала за доктором Скалани. Он пришел, держа в руке наполненный шприц.