Бетти Смит - Милочка Мэгги

Милочка Мэгги всегда готовила овсянку для малышей до того, как лечь спать: доводила до кипения и сдвигала на задний край плиты, чтобы та томилась на медленном огне всю ночь и к утру разваривалась до кремообразной консистенции.

Милочка Мэгги услышала, как открылась входная дверь. Она подумала, что это припозднился жилец сверху, но потом вспомнила про Клода! Она бросила мешать овсянку, закрыла кастрюлю крышкой и сдвинула на задний край плиты. Клод вошел на кухню.

— Ах, Клод, Клод! — Милочка Мэгги бросилась к нему в объятия.

— Ты впервые не бежала по улице мне навстречу. Я три раза квартал обошел…

— Я собиралась посмотреть, не идешь ли ты, после того как поставлю овсянку.

— Овсянку? Я ее не ел с самого…

— Хочешь попробовать? Она горячая и вкусная.

— Нет! — резко отказался Клод. — Она напоминает мне о… — он осекся.

Клод подарил Милочке Мэгги маленький серебряный стилет, на рукоятке которого был штамп «Мексика», — как он сказал, чтобы вскрывать письма. Милочка Мэгги улыбнулась. Она редко получала письма: раз в месяц приходил счет за электричество, летом, когда она готовила на газовой горелке, в месяц приходило два счета, и раз в год — письмо от сборщика налогов. Тем не менее это была красивая вещь, которую можно было держать в руках и любоваться ею.

— Мне нужно дать тебе за него монетку.

— Ты веришь в суеверие, что за нож нужно давать монету?

— Да. Если не дать, случится несчастье.

— Твоему счастью ничто не угрожает. Ты уже дала мне монету несколько лет назад.

Милочка Мэгги поняла, что Клод имеет в виду золотую монету.

Клод принес домой утку. Милочка Мэгги положила ее жариться в духовку и уселась к Клоду на колени. Он похлопал ее по бедру и рассмеялся.

— Чего смешного? — спросила она.

Как и всегда, Клод словно уходил всего на один день.

— Ты смешная, сидишь здесь в китайском кимоно и индейских мокасинах, размахиваешь мексиканским кинжалом и жаришь лонг-айлендскую утку. — Клод поцеловал ее долгим и крепким поцелуем. — Рассказывай, чем занималась, пока меня не было.

— Ну, — Милочка Мэгги заколебалась, — я ходила навещать Лотти… — она осеклась.

— А что еще?

— Думаю, это все.

Клоду стало любопытно, что же случилось на самом деле . Обычно, когда он спрашивал о том, чем она занималась, новости буквально лились из нее рекой.

— Маргарет, ты что-то темнишь. Ты хорошо себя вела? — быстро спросил он.

— Ах, забыла тебе сказать! — ее живости не было предела. — Тюльпаны взошли. И они были чудесными, Клод. Просто чудесными!

— А ты посадила циннии, бархатцы и…

— Нет. Я ничего не сажала.

— Ты странная. Ты готовишь, шьешь, любишь детей и с удовольствием ведешь дом, но…

— И что в этом странного?

— Отсюда должно бы следовать, что тебе нравится работать в саду, выращивать что-нибудь. Но тебе не нравится, верно?

— Нет, не нравится.

— А почему?

— Ах, не знаю я. Мне нравятся цветы в горшках. Их можно ставить куда угодно. Мне нравится смотреть на цветы в цветочных лавках. Наверное, это потому, что я привыкла к цветам в таком виде. Если бы у меня было много цветов во дворе, мне бы не так нравилось ездить на кладбище и смотреть на цветы, выставленные на улице перед цветочными лавками. А в мае, когда зацветает сиреневый куст, отец Флинн приглашает меня посидеть с ним на скамейке, и мы пьем чай со льдом, но если бы у меня во дворе был собственный сиреневый куст, то смотреть на куст отца Флинна было бы уже не так здорово, и мне бы этого не хватало.

— Любовь моя, ты навсегда останешься горожанкой. А теперь, к вопросу о кустах, вытащи из них свою голову и скажи, что именно случилось, пока меня не было.

Внезапно Милочка Мэгги вся напряглась в объятиях мужа.

— В чем дело?

— Мне что-то послышалось.

— Отец, наверное.

— Он у миссис О’Кроули. Слушай! — звук раздался снова. Это был крик младенца. Милочка Мэгги вскочила на ноги.

— Он никогда не плачет. Наверное, обмочился и сбросил одеяло.

Клод тоже вскочил на ноги, схватил жену за руки и встряхнул.

— Нет! — взволнованно вскричал он, так «нет» обычно произносят, ожидая в ответ твердое «да».

— Клод? — Милочка Мэгги почти всхлипнула.

— И меня не было с тобой, когда это случилось! Я негодяй, свинья, — Клод сыпал в свой адрес самыми ужасными упреками. Он встал на колени, обнял колени Милочки Мэгги и прижался щекой к шелку кимоно.

Милочка Мэгги стояла, прислушиваясь и слегка повернув голову, так же, как обычно стоял Клод, прислушиваясь к голосу ветра в день своего отъезда.