Ганс Фаллада - Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Как вдруг она выключает газ под сковородой. Ей вдруг стало невмоготу дожидаться объяснений. Она идет в комнату, темная, грузная, прислоняется к печке и вопрошает почти угрожающе:

– Ну?

Энно сидит за столом, который накрыл для ужина, по обыкновению, насвистывает.

Услыхав грозное «ну?», он вздрагивает, встает, смотрит на темную фигуру:

– Да, Хета? Ужин скоро? Я здорово проголодался.

От злости ей хочется ударить его, этого типа, вообразившего, будто она готова молча проглотить такое предательство! Ишь как по-хозяйски держится этот господинчик, только потому, что спал с ней в одной постели! Ее обуревает непривычный гнев, настолько, что она бы с радостью тряхнула его хорошенько и вмазала по физиономии, да не один раз.

Но она сдерживается и только повторяет свое «ну?», еще более грозно.

– Ах вот оно что! Ты насчет денег, Хета. – Он лезет в карман и достает пачку купюр. – Держи, тут двести десять марок, а из кассы я позаимствовал девяносто две. – Он чуть смущенно смеется. – Так сказать, мой скромный приварок к общему котлу!

– И откуда же у тебя столько денег?

– Нынче после обеда в Карлсхорсте состоялись большие скачки. Я пришел как раз вовремя, успел поставить на Адебара. Адебар, победа. Я, знаешь ли, не прочь поиграть на бегах, Хета. И неплохо в этом разбираюсь. – Последнюю фразу он произносит с необычной гордостью. – Поставил не все девяносто две марки, а только пятьдесят. Квота…

– А что бы ты делал, если б эта лошадь не победила?

– Но Адебар не мог не победить – без вариантов!

– Но если бы не победил?

Теперь он чувствует свое превосходство. И с улыбкой говорит:

– Послушай, Хета, ты ничего не смыслишь в бегах, а вот я очень даже смыслю. И раз я говорю «Адебар победит» и иду на риск, поставив пятьдесят марок…

Она резко перебивает:

– Ты рисковал моими деньгами! И я такого не потерплю! Если тебе нужны деньги, скажи, ты не обязан работать у меня только за еду. Но без моего разрешения денег из кассы больше не возьмешь, ясно?

Непривычно резкий тон снова вышиб у него почву из-под ног. Он жалобно (она знает, сейчас он расплачется, и уже боится этих слез), так вот, он жалобно произносит:

– Как ты со мной разговариваешь, Хета? Будто я всего-навсего твой работник! Конечно, я больше не возьму денег из кассы. Просто думал, что порадую тебя, если малость подзаработаю. Победа-то была верной!

Она на это не ведется. Не в деньгах дело, обманутое доверие – вот что важно. А он, недоумок, воображает, что она злится исключительно из-за денег!

– И ради игры на скачках ты, стало быть, взял и закрыл магазин?

– Ну да, – отвечает он. – Ты же все равно бы закрыла его, если б меня не было!

– И когда я уходила, ты уже знал, что закроешь?

– Угу, – сдуру признается он. Но тотчас спохватывается: – Нет, конечно нет, иначе бы попросил разрешения. Надумал, когда проходил мимо букмекерской конторы, на Нойе-Кёнигштрассе, ну ты знаешь. Мимоходом глянул на расклад и как увидал среди аутсайдеров Адебара, тут и решился.

– Ну-ну! – Она не верит. Он заранее все спланировал, еще до того, как пошел провожать ее на метро. Она вспомнила, что утром он долго шуршал газетой, а потом что-то долго вычислял на бумажке, уже когда в магазине ждали первые покупатели. – Ну-ну! – повторяет она. – И ты, значит, спокойненько разгуливаешь по городу, хотя мы договорились, что из-за гестапо тебе не стоит носа высовывать на улицу?

– Но ты ведь разрешила мне проводить тебя до метро!

– Мы пошли вместе. И я однозначно сказала, что это лишь проверка! И вовсе не означает, что ты можешь полдня шастать по городу. Где ты был?

– Ах, в одной маленькой пивнушке, я давно ее знаю. Гестаповцы туда не заходят, там только букмекеры да игроки на бегах.

– И все тебя знают! И могут раззвонить на всю округу: мы видали Энно Клуге там-то и там-то!

– Так ведь гестапо тоже знает, что я где-то в городе. Не знает только, где именно. Пивнушка очень далеко отсюда, в Веддинге [30]. И там не было тех, которые могут на меня настучать!

Говорит он горячо, искренне; послушать его, так он совершенно в своем праве. Вообще не понимает, как обманул ее доверие, как жестоко она по его милости борется с собой. Взял деньги – чтобы ее порадовать. Закрыл магазин – так ведь и она бы закрыла. Пошел в пивную – так ведь далеко, в Веддинге. Но что она извелась из-за своей любви, ему совершенно невдомек, даже мысли такой в башку не приходило!

– Значит, Энно, больше тебе сказать нечего? Да?

– А что мне еще говорить, Хета? Вижу ведь, ты до крайности мной недовольна, но я вправду не нахожу, что наделал так уж много ошибок! – Вот они, слезы, которых она боялась. – Ах, Хета, ну не сердись ты на меня! Теперь обязательно буду спрашивать заранее! Только не сердись! Я этого не выдержу…