Фридрих фон Гаклендер - Европейские негры

Граф Форбах был единственный сын тогдашнего военного министра и занимал отдельный флигель в великолепном отцовском доме. На вопрос Артура, дома ли молодой граф, слуга отвечал, что дома и у него сидит барон фон-Бранд с двумя другими гостями.

– А давно здесь барон? спросил Артур.

– Минут с десять, отвечал слуга.

– Пешком он пришел, или приехал?

– Пришел пешком, как сказывали лакеи из дома старого барина. Он прежде к нему заходил.

– Значит, я ошибся, сказал Артур, чтоб не подать подозрения слуге своими расспросами: – а мне показалось-было, что я встретил его на улице.

Он прошел в роскошно-меблированную комнату, где сидел молодой граф с гостями, расположившимися у камина на спокойных креслах.

До появления Артура, разговор шел довольно-вяло. Пока граф делал ему вопросы, которыми обыкновенно встречают нового гостя: о том, был он в театре, и почему не был и т. д., Артур несколько раз пристально посматривал на барона, который в живописной позе стоял у камина, опершись на него одною рукою и заложив другую за жилет.

Барон Бранд был мужчина лет тридцати, среднего роста, худощавый, стройный и элегантный; широкия плеча и высокая грудь показывали в нем атлета; и действительно, барон любил, при случае, похвастаться физическою сплою. Цвет лица его был свеж, серые глаза очень-живы. Коротко-обстриженные, зачесанные вверх рыжеватые волосы и торчащие кверху усы придавали его физиономии выражение смелое, даже дерзкое. Другие собеседники были Эрист фон-Зальм, королевский флигель-адъютант, мужчина лет сорока, и Эдуард фон-Брахфельд, молодой ассессор, державший себя очень-солидно, чтоб скорее быть советником. Наконец сам хозяин, также флигель-адъютант, был юноша лет двадцати-двух, добрый и милый, но довольно-легкомысленный.

– Теперь скажите, барон, почему вы не были нынче на обеде у Зейденвурма? сказал хозяин, обращаясь к Бранду: – мы ожидали вас там встретить.

Барон улыбнулся, между-прочим, длятого, чтоб иметь лишний случай показать свои прекрасные зубы, и сказал:

– Вы знаете, граф, я ненавижу обеды, особенно в обществе дам. Если б я был законодателем, я установил бы, чтоб каждый ел и пил в совершенном одиночестве. Скажите, может ли быть картина неприятнее той, когда человек ест? Какие уродливые гримасы он строит, какое животное удовольствие выражается на его лице! Мне стоит только видеть женщину за столом, и я охладею к ней, как бы ни был влюблен. И если мне случается быть на обеде, я сижу все время с потупленными глазами, будто робкая девушка.

– Барон, барон! сказал смеясь Форбах: – знаем мы, зачем вы потупляете глаза! Ведь одна из ваших могущественнейших военных хитростей: вдруг подняв длинные ресницы, ловко бросить внезапный, непобедимый взгляд.

Барон улыбнулся, как селадон, притворяющийся скромником, посмотрел на свои изящные ногти, поправил усы и сказал:

– Вы на меня клевещете. Если мне случается поднимать глаза, то без всякого коварного умысла. Сознайтесь сами, господа, продолжал он, обращаясь ко всем: – можно ли жить скромнее меня? И с усмешкою, очевидно-предназначенною выразить: «Я, господа, не хвастаюсь своими победами, хотя и мог бы», он вынул платок и грациозно отер им губы. От платка распространилось дивное благоухание.

– Смотрите, он опять открыл новый и восхитительный сорт духов! сказал граф. – Откройте нам тайну его имени, барон, и скажите, откуда вы его достали?

Барон, встряхнув платком, с важностью отвечал:

– Это моя тайна. Что ж, ведь у каждого из нас есть свои тайны: у вас, майор, военные и придворные, у нашего будущего советника – юридические, у вас, граф – светские, модные, у вас, господин поклонник Рафаэля – художественные и, конечно, сердечные, тесно с ними связанные; моя специальность c'est des odeurs, и все мои изыскания относятся к сфере благоухания.

– Но ведь вы не объяснили этим тайны, открытия которой мы просим, сказал майор: – уже-ли вы будете так жестоки?

– Здесь нельзя найти таких духов. Я их получаю от одного из моих константинопольских друзей, который контрабандным образом покупает их из сераля. Их умеет приготовлять только один армянин; название их coeur de rose.

– Но послушайте, барон, сказал ассессор: – употреблять духи, каких ни у кого нет, кроме вас, опасно: это, при многочисленности ваших побед, может повесть к неприятным случаям. Вообразите, какой-нибудь бедняк входит в будуар жены и сейчас слышит носом, что вы приезжали с визитом.

– Это уж и случалось не раз, заметил майор. – Кстати о подобных сценах. Я невольно был свидетелем сцены между бароном и баронессою Вольмар, которые живут напротив моей квартиры. Сначала он подошел к окну, сердитый и расстроенный и долго барабанил пальцами по стеклу, потом быстро отошел и через минуту уехал из дома. Тогда явилась у окна баронесса с заплаканными глазами. Жаль бедную баронессу. Она не подает ему никакого повода ревновать, а он мучит это кроткое и милое существо, и только за то, что она родилась красавицею.