Фридрих фон Гаклендер: Европейские негры

– Ах, фрейлейн Клара! сказала вдова, опуская на стол вилку: – чему обязаны мы удовольствием видеться с вами в такой поздний час?

– Я хотела попросить вас, мадам Вундель, одолжить мне, если можно, немного молока: у нас вышло все, а я воротилась из театра так поздно, что наша лавочка уже заперта.

– Так, очень-хорошо, молока? с удовольствием, если оно у нас есть. Только мне кажется, чуть-ли мы не выпили все нынче поутру с кофе. Ты не знаешь, Эмилия, продолжала она, обращаясь к старшей дочери: – осталось у нас молоко, или нет?

Эмилия, привыкшая хорошо понимать слова матери, сказала, придвигая к себе тарелку:

– Очень-жаль, фрейлейн Клара, по молока у нас не осталось ни капли.

– Да, да, в-самом-деле, подтвердила вдова, снова принимаясь за вилку: – теперь помню, точно ничего не осталось.

– Нет, вы забыли, сестрица, сказала недогадливая младшая дочь: – Теперь, вечером, принесли нам две кринки молока, и одну можно отдать Кларе.

Вдова с досадой сжала губы и злобно взглянула на эту непрошенную советницу.

– Смотрите, какая хозяйка! Взгляни, Эмилия, в-самом-деле. Если молоко есть, мы дадим его с удовольствием.

Эмилия сердито оттолкнула тарелку и пошла в другую комнату.

Бедная танцовщица стояла как на угольях, догадавшись, несмотря на свое простодушие, в чем дело; но младшая дочь, не обращая внимания на грозные взгляды матери, спокойно продолжала:

– Надобно вас поздравить, Клара: нынче были вы очень-интересны и прекрасно танцовали!

За эти неосторожные слова строгая вдова толкнула под столом ногою ногу дочери.

– Так вы были в театре? спросила Клара. – Да, нынче балет был прекрасный. Часто вы бываете в театре?

– Она иногда бывает, но очень-редко, возразила г-жа Вундель тоном оскорбленной невинности: – что делать, молоденькия девочки не понимают, что хорошо, что нет. Но мы с Эмилиею никогда не бываем в театре и никогда не позволим себе этого.

– Отчего же? ведь это приятное развлечение, сказала Клара, чтоб отвечать что-нибудь, беспокойно взглянув на дверь соседней комнаты, из которой послышалось, как-будто что-то переливают из одной посуды в другую.

Мадам Вундель с достоинством пожала плечами и вскинула к потолку глаза.

– Одно знакомое семейство, имея иногда даровые билеты, берет в театр мою дочь. Конечно, это для меня огорчительно; но что же делать? Не могу внушить приличия глупой девушке.

Тут вошла в комнату Эмилия с желанною кринкою молока; Клара с благодарностью обещала отдать недальше как завтра и ушла.

Тогда г-жа Вундель начала изобличать глупое поведение своей младшей дочери и объяснила ей, что она дура и негодница.

Между-тем, в соседней квартире старик продолжал писать, а мальчик не спускал глаз с дверей, что и было с его стороны очень-натурально.

– Клара принесет нам сладкого, много, сказал он сестре.

– Ничего не принесет, отвечала девочка, которая была старше брата и больше его понимала: – а ты лучше усни.

Но Клара принесла кринку молока – и дети запрыгали от восторга. Через несколько минут вкусная молочная кашица была готова, и с какою жадностью бросились есть ее дети! Отец не хотел садиться за стол, но Клара посадила его почти-насильно и, убедившись, что кушанья достанет всем, он также начал есть с апетитом, хотя и говорил, что ему не хочется есть, что он совершенно сыт, закусив хлебом.

– А что ж мы забыли Анету? вдруг сказал мальчик: – ведь она еще ничего не кушала, ей тоже хочется покушать.

Он говорил об умершей сестре, которая лежала в другой комнате.

– Она не будет теперь кушать: она теперь умерла, улетела на небо, отвечала ему девочка.

Старик-отец тяжело вздохнул и опустил ложку.

– Нет, ты не знаешь, она еще не ушла на небо, она там лежит на подушке; она уйдет на небо, когда ее похоронят; завтра она уйдет на небо, возразил мальчик.

– Уж завтра! – сказал отец, отирая глаза. – Ты все приготовила, Клара?

– Приготовила. И если вы, дети, будете умны, я покажу вам платье, в котором Анета пойдет на небо.

Она пошла к окну, где лежал узел, и стояла лицом к стене долее, нежели было нужно, чтоб развязать узел: ей не хотелось, чтоб отец заметил её слезы; но дети нетерпеливо просили скорее показать им платье Анеты, и Клара повернулась к иим, держа в руках прекрасное белое платьице с розовыми лентами.

– Ах, как чудесно! ах, как чудесно! Милочка, Клара дай, я его обновлю, надень его на меня! кричал мальчик, прыгая и ласкаясь к сестре.

– Не торопись, Карл, сказал отец: – когда-нибудь не уйдешь и ты от своей очереди. Но прежде вырости большой, порадуй меня.