Алехандро Рёммерс - Возвращение Юного принца

Но мой спутник меня уже не слушал. Он спал. Возможно, ему открылось, что в стране снов каждый бывает и принцем, и звездой.

Эту ночь мы провели в красивой гостинице, стоящей на берегу озера. С трех сторон ее окружал густой лес. Первый этаж здания был каменным, второй – деревянным. В каждом номере имелся небольшой камин. Когда мы открыли дверь нашего номера, в его камине уже весело потрескивали дрова. Все номера имели свои названия, а их стены украшали соответствующие обои. Наш номер назывался «Пастбище». Его стены были обклеены обоями теплого зеленого фона, по которому вились узоры цветов и трав. Однако правила гостиницы не позволяли брать в номера животных. Бедняге Крылу предстояло спать в довольно уютной каморке, но одному. Я знал, как тяжело будет моему другу расстаться со щенком хотя бы на ночь.

Спустившись в ресторан, я совсем не удивился, заметив в зале уже знакомое нам шумное семейство. Рестораны и гостиницы в здешних местах можно пересчитать по пальцам. Как и днем, наше появление сразу же привлекло внимание семейства и снова вызвало поток комментариев. Я лишний раз убедился в правоте старой пословицы: «Что ни делай, а всех не осчастливишь».

Чувствовалось, что родители и дети сильно устали, проведя день в пути. Обстановка за их столом и так была далека от идеальной, а за время, пока мы ждали заказанных блюд, сделалась еще хуже. Родители едва сдерживали злость, то и дело одергивая детей. Те, конечно же, не оставались в долгу и словно нарочно выводили из себя отца и мать. Самый младший ребенок безутешно плакал. Одного из средних детей наказали, не дав ему какого-то кушанья, которое он с хныканьем просил. Другую заставили есть ненавистную ей рыбу. Двое старших детей сидели, уткнувшись в свои тарелки, боясь вступиться за братьев и сестру. Мой юный друг не привык к семейным ссорам. Увиденное так сильно подействовало на него, что он почти ничего не ел. А потом он... совершил второе чудо любви. Он молча поднялся из-за стола и вскоре вернулся, неся на руках щенка. Казалось, он держит не собаку, а младенца, завернутого в ослепительно белое одеяло. Подойдя к столу шумного семейства, Юный принц протянул детям щенка и сказал, что дарит им его. Детские глаза мгновенно засияли радостью, а ручонки потянулись к Крылу, чтобы погладить пушистую белую шерсть. Поступок Юного принца и его отношение настолько растрогало взрослых, что те временно утратили дар речи. Когда же они наконец очухались и вежливо отвергли подарок (несомненно, на то у них было достаточно обоснованных причин), щенок уже стал членом их семьи. Тогда взрослые посмотрели на меня, решив, что я – отец Юного принца. Они молча спрашивали моего согласия. Я улыбнулся и кивнул. Родителям семейства пришлось смириться. Завтра они ввосьмером поедут дальше.

Обстановка за столом разительно изменилась. Малыш теперь уже кричал от восторга. Сердитые одергивания и ответное упрямство прекратились, сменившись взрывами детского смеха. Крыло громко и весело тявкал. Еще бы: теперь у него было целых пять хозяев, готовых играть с ним и удовлетворять все его щенячьи потребности.

– Я просто восхищаюсь тобой, – сказал я, когда Юный принц вернулся за наш столик. – Я ведь знаю, как дорог тебе щенок. И вдруг – ты даришь его. И кому? Тем самым детям, что утром насмехались над тобой и показывали пальцем.

– Ты помог мне понять, что это я своей непривычной одеждой пробудил внимание детей, – ответил он мне на это. – Я не обижаюсь на них. Они еще малы и ведут себя непосредственно. И потом, знаешь, у них за столом было столько взаимного раздражения, что мне вдруг захотелось изменить гнетущую обстановку. Крыло подарил мне счастье, когда я остро в нем нуждался. Я рад, что мне удалось вернуть этим детям улыбки и смех.

Вот так необычно закончился второй день нашего совместного путешествия. И вновь я почувствовал, что Юный принц одним своим поступком превзошел мои длинные рассуждения.

Спал я крепко и проснулся бодрым, позже обычного. Кровать Юного принца пустовала. Его самого в номере не было. Я подошел к окну, отдернул штору. Юный принц стоял на берегу озера, такой же неподвижный, как озерная гладь. Первые лучи солнца плавили остатки тумана, и он таял, словно клочья сахарной ваты во рту ребенка. Каждый уголок здешней природы дышал каким-то первозданным покоем.