Шарль де Костер: Фламандские легенды

Высоко оценил Дешанель и точное видение эпохи, которое обнаружил Де Костер, рисуя психологию своих героев: «Он изобразил средневековье, каким оно было на самом деле: грубым, суровым, меланхоличным, лукавым и в то же время детски простодушным. Он не приписал своим персонажам ни одной мысли, ни одного инстинкта, ни одного чувства, которые бы им не были свойственны». [87]

Все же Дешанель советовал Де Костеру в дальнейшем пользоваться современным французским языком. Но Де Костер не свернул со своего пути и главную книгу своей жизни написал тем же архаизированным языком (хотя и менее архаизированным, чем «Фламандские легенды»).

Тонкая стилизация архаического языка нужна была Де Костеру для воспроизведения народной речи. Вот как он сам об этом писал в неизданном наброске своей публичной лекции о языке: «Французский язык XVI И начала XVII века – это богатая палитра, на которой в изобилии встречаются народные слова – грубые, иногда топорные, но всегда крепкие, полновесные, звучные, прекрасно передающие мысль художника. Язвительный, лукавый, раскатистый смех народа, его поговорки и пословицы, большей частью такие правдивые, занимают на этой палитре первое место». [88]Кроме того Де Костер находил, что на этот язык восхитительно «переводятся» непереводимые выражения фламандского языка.

Язык «Фламандских легенд» вобрал в себя несколько стилистических струй: от просторечия до канцеляризмов XVI в. (ledit, susdit, icelle – названный, упомянутый, оный). Для того чтобы придать языку фламандскую окраску, Де Костер вводит в него фламандские слова (bruinbier, baes и т. д.). Делает он это скупо, но настойчиво. Герои «Фламандских легенд» иногда говорят книжным языком, иногда употребляют даже латынь, что придает их речи комический эффект. Простодушная жена кузнеца Сметсе Смее, и та упрекает мужа в том, что он хочет gratis (даром) получить жизненные блага. Сочетание народной речи со стилем книжной учености было характерно для языка Рабле.

Сборник «Фламандские легенды» складывался постепенно. Первой в 1856 г. (4 и 11 мая) в журнале «Уленшпигель» была напечатана легенда «Паломники Хакендовера», позднее вошедшая в сборник под названием «Бланка, Клара и Кандида». Потом в трех номерах того же года (27 июня, 3 и 10 августа) появилось «Братство Толстой морды». Прежде чем попасть в сборник, эта легенда вышла отдельным изданием. В примечании к ней Шарль Де Костер писал, что союз женщин-лучниц, отважных героинь его рассказа, продолжает существовать и в его время: он сам видел, как в деревушке Сталле, неподалеку от Уккле, по установившемуся веками обычаю в назначенные дни собирались у кабачка женщины для упражнения в стрельбе из лука. О трактире «Охотничий рог» и о братстве Толстой морды Де Костер вспоминал потом и в «Легенде об Уленшпигеле» (кн. I, гл. 35).

Книжным источником для знакомства с этой легендой Де Костеру послужила лубочная брошюра, написанная, по его словам, на современном французском языке вперемежку с дурной латынью.

«Братство Толстой морды» – самая веселая новелла в сборнике. Полная добродушного здорового юмора, она очень близка к раблезианской традиции – как по языку и стилю, так и по ренессансному восприятию мира. Нарочитую простоту и наивность повествования Де Костер подчеркивает излюбленными приемами Рабле, высмеивающими средневековую схоластическую манеру писать ученые трактаты. С одной стороны – это ссылки на выдуманные псевдонаучные источники: «Так свершилось то, о чем писал ученый Фома из Клапперибуса в своей толстой книге «De Amore», гл. VI, где говорится, что женщина сильнее, чем дьявол» (стр. 28). С другой стороны – это астрономические цифры, которые якобы придают правдоподобие какому-нибудь нелепому сравнению: «И в этом женском собрании было сказано свыше 577 849 002 слов, в коих содержалось не больше здравого смысла, чем старого вина в лягушечьем садке» (стр. 22–23).

В «Братстве Толстой морды», как в настоящей бурлеске, многое преувеличено и доведено чуть ли не до шаржа. Не за этим шаржем – живые люди средневековой деревни, которых Де Костер показал со всеми их суевериями, темнотой и предрассудками. Они верят в колдовство, в дьявола и смертельно боятся наказании загробного мира. В то же время они наделены народным здравым смыслом, любят жизнь со всеми ее радостями, всегда готовы посмеяться, отпустить шутку и, завершив свой трудовой день, обильно поесть и попить.

Любовь к труду никогда не покидает их. Немаловажная подробность в новелле: славные жители Уккле, охваченные неудержимым пьянством, проводили все вечера в кабаке, но «самое удивительное, – замечает автор, – что несмотря на это, они день-деньской усердно трудились, всяк на своем месте: кто в мастерской, кто в поле, и все были ими довольны» (стр. 19).