Коллектив авторов - Любовь по-французски

– Нет, нет, – поспешила она ответить. – Это тот молодой человек из коллежа.

– Уверяю тебя, что в его манере письма есть что-то общее с твоей манерой. Это ты, но приобретшая мощь… А, так вот он каков, этот молодой человек! Талантлив, и даже очень. Картина могла бы иметь огромный успех в Салоне.

Вечером Ренекен обедал у Моранов. Он им оказывал эту честь при каждом посещении Меркера. Весь вечер он говорил о живописи, возвращаясь несколько раз к картине Фердинанда Сурдиса, которого он собирался навестить и ободрить. Адель, как всегда молчаливая, слушала его рассказы о Париже, о его тамошней жизни, о его шумных успехах. На ее задумчивом бледном лбу появилась глубокая складка, как если бы она приняла какое-то решение, от которого уже никогда не отступится.

Картину Фердинанда вставили в раму и поместили в витрине. Барышни Левек первыми явились взглянуть на нее и нашли, что она не совсем закончена. А встревоженный поляк распустил по городу слух, что Сурдис принадлежит к новой школе живописи, отрицающей Рафаэля.

Тем не менее картина имела успех; находили, что это красиво. Целые семьи приходили процессиями распознать, кто из школьников позировал Сурдису.

От всего этого положение Фердинанда в коллеже не улучшилось. Преподаватели были возмущены шумом, который возбудил в городе этот репетиторишка, развращенный до такой степени, что решился обратить вверенных его попечениям детей в натурщиков для своей картины. Все же его не уволили, а только взяли с него обещание в будущем остепениться. Когда Ренекен пришел к нему, чтобы выразить свой восторг, он нашел его отчаявшимся, почти плачущим и собирающимся отречься от живописи.

– Полноте! – сказал Ренекен со свойственным ему грубоватым добродушием. – Вы достаточно талантливы, чтобы презирать всех этих гусей… Не беспокойтесь, будет и на вашей улице праздник. Вы выберетесь из нужды. Это говорю вам я, который сам когда-то работал каменщиком. Главное, не оставляйте живописи, это важнее всего.

С тех пор для Фердинанда началась новая жизнь. Постепенно он сблизился с Моранами. Адель принялась копировать его картину, которую назвали «Прогулка». Акварели были заброшены, Адель пробовала свои силы в живописи маслом.

Ренекен определил правильно: Адель как художник была родственна Сурдису. В ее собственных работах не хватало блеска, смелости, но она способна была, не останавливаясь ни перед какими трудностями, воспроизвести манеру молодого художника и даже превзошла его в законченности и мастерстве.

Сделанная ею копия картины, над которой она усиленно корпела, сблизила их. Адель постигла живописные приемы Фердинанда и даже в чем-то превзошла его. Он был крайне изумлен, увидев двойника своей картины, воспроизведенной с какой-то чисто женской сдержанностью. Этот двойник, лишенный индивидуальности оригинала, не был, однако, лишен своеобразной прелести.

В Меркере копия, выполненная Аделью, имела куда больший успех, чем сама картина. Но в городе начали сплетничать о ее отношениях с Фердинандом.

На самом же деле Фердинанд вовсе не думал о подобных вещах, Адель его нисколько не занимала. У него были порочные наклонности, которые он широко удовлетворял в другом месте, и эта маленькая мещаночка не возбуждала в нем никаких желаний – ее желтизна и полнота даже отталкивали его. Он относился к ней только как к товарищу по искусству, все их разговоры были только о живописи.

Он воспламенялся, мечтая о Париже, проклинал бедность, пригвоздившую его к Меркеру. Ах, если бы у него были деньги, послал бы он к черту этот коллеж! Он не сомневался, что в Париже его ждет успех; необходимость зарабатывать себе на хлеб приводила его в бешенство.

Она выслушивала его очень серьезно; казалось, что она вместе с ним обдумывала возможность его успехов. Потом она советовала ему надеяться, но ни одним намеком не обмолвилась, на что он может надеяться.

Однажды утром папашу Морана нашли мертвым в его лавочке. Он умер внезапно, от апоплексического удара, распаковывая ящик с кистями и красками. В течение двух недель Фердинанд не заходил в лавочку, не желая беспокоить мать и дочь в их горе.

Когда он возобновил свои посещения, он не нашел никаких перемен. Адель была в трауре, но не оставила своих занятий живописью. Г-жа Моран, как всегда, дремала в своей комнате. Начались привычные беседы об искусстве, мечты о Париже и о славе; молодые люди сближались все теснее. Но ни малейшей вольности, никакого намека на любовь не проскальзывало в этой чисто духовной дружбе.