Хуан Руис де Аларкон - Испанский театр. Пьесы (сборник)

Того, кто делал яд: так смерти избежала,

И, мертвой притворясь, она не пострадала.

Мне бегством самому спастись лишь оставалось

От злой моей судьбы и от руки наемной.

Но тут сама беда ко мне явила жалость.

И я нашел приют своей судьбе бездомной, —

Страшнее не найти! И в час, когда, казалось,

Весь мир был погружен в объятья ночи темной,

Я в сердце отыскал желанное решенье

И план ужасный свой привел я в исполненье.

Я в нишу к мертвецам отважно проникаю

(Останки бренные она в себе таила),

Плиту холодную с трудом отодвигаю,

Что дверью для гробов неведомых служила.

Пещеру ужаса собой напоминая,

Разверзлась предо мной зловещая могила…

И той же ночью в гроб положенное тело,

Как лед застывшее, я вынимаю смело.

И саван сняв с него, чтоб больше вероятья

Придать возможно было моему обману,

Недвижный этот труп в свое облек я платье,

В лицо нанес ему зияющую рану, —

У тихой пристани его решил отнять я.

На узкой улице был мной положен странный

Зловещий гость… и первый луч рассвета

Застал меня в полях лишь саваном одетым.

Чуть солнце глянуло, холодный тpyп открыли.

По платью, по ключам и по бумагам личным,

Что кем-то я убит, согласно все решили.

И слухи скорбные, стремясь путем различным,

Сердца жестокие о том оповестили

(Кто б к грустной повести отнесся безразлично?),

И бренный труп предав его печальной доле,

Признали все тогда: меня в живых нет боле.

А я меж тем шагал от них уже далеко

Горами снежными, прохожим объясняя,

Ограблен будто я был шайкою жестокой.

Я наг брожу и нищ, и жалость вызываю

Я в добром пастыре в деревне одинокой.

К посильной помощи всех ближних призывая,

Он платье мне купил: и вот в чужой одежде

В Сеговью я спешу, доверившись надежде.

Но в город не вступив, я изменяю внешность:

Сбриваю бороду, хоть без того довольно

Несчастья прежние, страданья и поспешность

Мой изменили вид рукою своевольной.

А там сама нужда и злая безутешность

Всех грустных дел моих принудили невольно

Просить ткача меня к себе взять в подмастерье.

Педро Алонсо ткач – вот как зовусь теперь я!

Шесть раз с тех самых пор, о наш Оронт глубокий,

В лед превращал тебя туман зимы дождливой,

Шесть раз с тех самых пор вон тот хребет высокий

Венчал блестящий снег своей вспененной гривой,

Но, жребий свой забыв, столь жалкий, столь жестокий,

Блаженству предался я бедности счастливой,

Подобно страннику, что с берега морского

Глядит на ярость волн, на плеск прибоя злого.

И что ж, моя судьба щадить меня устала.

Красу небесную мне милой Теодоры

Она тогда своим орудием избрала.

Я красоту ее в дни бури, в дни позора

Сумел завоевать. О, как она блистала,

Чиста, верна, мила для сердца и для взора!

И я, гордясь моей прелестною подругой,

Мечтал ее назвать любимою супругой.

Я был к тому готов; но тут придворным шумом

Сеговия встревожилась глубоко,

Смутился мой покой предчувствием угрюмым

Насилья вашего, взнесенного высоко,

Чтоб силу новую придать ревнивым думам,

Изведать на себе позор руки жестокой,

Узнать позор сестры: за все обиды эти,

За каждую из них, мне ваша жизнь в ответе.

Вот повесть обо мне, о граф! Я рад безмерно,

Что я еще живу, земной исполнен силы,

Что кровь моя кипит, рука мне служит верно.

О нет, не чудо я, не страшный гость могилы!

Здесь за свою теперь расплатитесь вы скверну.

Пусть властная рука, что столько причинила

Бесчестья, здесь на жизнь отважно ополчится,

Пусть сталью дерзкою она вооружится. ( Обнажает шпагу .)

Граф. Но раз Фернандо вы и брат вы доньи Анны,

А я ее супруг – так в чем причина злобы?

Дон Фернандо. Честь возвратив сестре, вы ей супруг желанный,

Я ж честь свою верну, открыв вам двери гроба.

Граф. Я вас не оскорблял, мне ваши речи странны,

Безумье дел моих смущать вас не должно бы.

Фернан Рамирес вы, а оскорблен был ими

Какой-то жалкий ткач, носил он Педро имя.

Дон Фернандо. Лицо все то ж оно; как прежде, вам являет

Печать бесчестную оно руки презренной.

Да, ткач был оскорблен и ткач вас убивает,

А не Фернандо здесь, признайтесь в том смиренно.

Вот сердце и его, как прежде, оскорбляет

Любовь к жене моей…

Граф. Красавицы надменной

Любви я не достиг, в чем мужу оскорбленье?

Дон Фернандо. Обидны для него и самые стремленья.