Елена Криштоф - Современная история, рассказанная Женей Камчадаловой

— Ну? Кто же все-таки? Ты пойми, мы не имеем права держать это у себя ни одной минуты! Кто?

В общем, на десятой или пятнадцатой минуте я прекратила сопротивление.

— Вика? — переспросила мама, вытаращивая глаза, как маленькая. — Вика?

Мама все еще мяла свои руки, а тут остановилась. Очевидно, та же стройная картина предстала и перед ее умственным взором. И, разглядев как следует ее, мама ринулась к телефону. Она шла, бедром расталкивая мебель, напрямик. И, взяв трубку, рявкнула в нее тоже напрямик, без подходов:

— Ирина, ты мне нужна вдвоем с Викторией. Приезжайте немедленно.

Они и приехали немедленно, между нами была одна автобусная остановка. Сначала Вика, через пять минут ее мать.

— Объяснишь? — Мама кивнула в сторону стола и раскрытой планшетки. — Может быть, объяснишь, как две дуры поставили под удар честного человека?

Вика тоже застыла над столом, но была минута, когда она с главной тревогой кинула взгляд на свои дурацкие тетради.

— Кого это? Какого честного человека? — спросила Вика еще довольно лихо. — Кого?

— Ее отца. — Мама выставила в мою сторону длинный палец и тут же скрестила руки на груди. — Ее отца, о котором к тому же кто-то распустил грязные слухи. Не ты ли, деточка?

— Не я! — Вика мотнула своей коротко стриженной головкой. — Зачем мне? Вы же знаете.

Я вспомнила, что недавно мама называла Вику солнышком. Удивительно, как быстро, как мгновенно все было забыто, вычеркнуто, стерто. С какой ненавистью смотрела мама на Вику! Как будто не глупость Вика сделала, а продуманно навела беду.

Так мы все стояли, когда в незахлопнувшуюся дверь вошла Шполянская-старшая, в отличие от нас вся прибранная, спокойная, веки приспущены, наведены зеленым и выражают упрек.

— Узнаешь? — Мать повела подбородком в сторону монет, затерявшихся между тюбиками и плоскими коробочками «тона». — Я тебя спрашиваю, узнаешь?

Викина мать опасливо сделала шаг вперед и рассмеялась:

— А то ты раньше не знала, что они красятся?

— Нет, ты это узнаешь? — Мать рванула ворот, как будто ей вот-вот должно было стать дурно. Другой рукой она подхватила со стола и поднесла к самому носу Шполянской две монеты. — Узнаешь?

— Нет.

— Нет?

— Я тебе говорю — нет!

— Тогда спросим у твоей дочери, откуда она приволокла их к нам в дом?

— Вика?

И вот мы вчетвером стояли вокруг стола, и разгадка вся была в руках Вики. Не сама же она в конце концов откопала золото? С таким вопросом мы все смотрели на нее, а она на нас не смотрела. Лицо у нее было не вызывающее, не упрямое, просто другое. По этому непохожему и некрасивому лицу я видела, как ей плохо.

— Вика! — теперь настала очередь Шполянской-старшей трясти дочь за плечи, что она и проделала с большим энтузиазмом. — Вика, я знаю, тут замешан этот негодяй, этот Поливанов! Вика, отвечай, ты даже не представляешь, в какую историю можешь влететь!

— А что им представлять? Мы же до шестнадцати лет любую беду от них отводили! Привыкли на чужих спинах в рай ехать! — Мама теперь говорила медленно, достойно, безо всякой дрожи в голосе.

Еще бы! Отец не только оказался вне подозрений — можно было при помощи находки, сделанной в Викиной косметичке, всему миру объяснить — не виновен!

Мне же было как-то не по себе. С одной стороны, укрывательство кладов — уголовное преступление. С другой — Вика кинулась ко мне за помощью, а что вышло? И потом, я просто жалела Вику. И тогда, когда голова ее моталась из стороны в сторону, а на лице не было никакого, ну просто никакого выражения. И сейчас, когда мы как бы объединились против нее. А она стояла одна с той стороны стола, и на лице ее опять не было никакого выражения. Она предоставляла нам делать все, что угодно, но ни помочь, ни сопротивляться не собиралась.

— Где он, этот твой хахаль? Ты можешь сказать, где он? — кричала Шполянская-старшая.

— Как он вообще очутился в нашем городе? Кто-нибудь знает, где он прописан? — низким голосом спрашивала моя мама.

— Ты будешь отвечать?

Вика стояла бледная, заложив руки в карманы джинсов. Потом плюхнулась на тахту, на то самое место, где недавно сидела мама. Ноги ее не держали, что ли? Или ей хотелось продемонстрировать какую-то свою независимость? Я не поняла. Они тоже не поняли и продолжали кричать:

— Кто он? Кто может подтвердить, что он действительно Поливанов и действительно радист, а не проходимец? Молчишь? Так я тебе скажу…

— Об этом, Ариша, надо было раньше спрашивать, — гудела мать, — ты мне, Вика, лучше вот что скажи: ты знала о монетах? Он тебя в известность поставил?