Елена Криштоф - Современная история, рассказанная Женей Камчадаловой

— Вперед ногами? — спросила я не так чтоб ласково.

— Давай я тебя провожу. Ты к Евгении Ивановне? — Не спрашивая согласия, он схватил меня за локоть и пошел, загораживая меня от ветра.

Ничего из этого, конечно, не получилось. Ветер бил по ногам злыми струями, смешанными с песком, рвал платье и волосы. На другой стороне улицы пятилась спиною Шура Денисенко, и ветер поднял, поставил над головой веером все ее прямые, тяжёлые, блестящие волосы. Шура размахивала руками, все еще пытаясь, наверное, с помощью Грома вывести формулу справедливости.

А Гром молча, нагнув голову, продирался сквозь ветер, как сквозь заросли, в руках у него было два портфеля. И он тоже шел с наветренной стороны.

Они помахали нам с Генкой и скрылись за углом, и на душе у меня осталась тяжесть: я вроде бы ждала большего от Громова. Чего же? Может быть, я хотела, чтоб он подрался с Пельменем не только на словах? Или пошел с Ларисой, объясняя, в чем она не права? Понемножку мне хотелось и того, и другого, и третьего. Я ждала от Грома решений. Но он скрылся за углом, и к автобусной остановке мы поплелись вдвоем с Генкой.

…Оказывается, никакого дождя на Косе еще не было, но ветер дул так, что по улице валялись оторванные от деревьев довольно большие ветки. А сами деревья, не успевая выпрямиться, стояли, покорно подставив согнутые спины. Как только мы попали в поток ветра, дующего с холмов вдоль улицы, нас почти понесло. Наша цель и задача теперь была: долететь до бабушкиной калитки, не влипнув в чей-нибудь чужой забор.

Возможно, в другое время мне бы это даже понравилось — пустая, начисто подметенная улица, и мы с Генкой то перебегаем на цыпочках, то спинами ложимся на тугую волну, и она почти не прогибается, держит, подталкивает.

— Я этот циклон назову в твою честь — Евгения! — кричал мне Генка, отплевываясь от ветра.

— А именем Вики не подходит?

— А именем Вики не подходит!

Мне показалось, Генка крепче прижал меня к своему боку. В голосе его не слышалось абсолютно никакой печали.

Я подняла глаза. И в лице Генкином, впервые за две недели, печали тоже не наблюдалось. Оно было сосредоточенно, и только.

Мы вошли в дом, когда бабушка забивала молотком последний шпингалет большого окна на веранде. Но стекла все равно звенели и даже выгибались; рамы ерзали, готовые рвануться наружу; вообще весь дом был напряжен и терял силы.

А у него было не очень-то много сил, у бабушкиного дома.

На веранде сидела Марта Ильинична и, как мы скоро поняли, ждала нас.

— Ну как, высекли моего Андрюшу? — спросила она довольно неприветливо. — Отвели душу?

Секунда, вторая, третья, а может, десятая прошла, прежде чем мы с Генкой разом зашевелились, соображая, в чем дело. Всю дорогу мы молчали, но думали оба одинаково о Мишке Садко, по прозвищу Пельмень, и о моем отце. А сейчас даже не могли сказать, а чем, собственно, кончилось обсуждение охановских доблестей?

— Кто-нибудь за него заступился? Нашелся хоть один?

— Я тебе, Марта, два часа говорю: надо было ехать самой, формировать общественное мнение.

— Если бы я не была три года у них классным руководителем, поехала бы. Это я тебе тоже два часа повторяю. А не поехала, потому что уж больно они ревнивые — молодые Классные Дамы, — сказала Марта Ильинична, глядя на бабушку с усмешкой. — Ты же сама должна помнить.

Бабушка ничего не ответила, только побарабанила пальцами по столу, как она всегда делала, когда не одобряла собеседника.

Марта Ильинична на это не обратила внимания и добавила:

— А потом, класс так хотел самостоятельности. У них там в совхозе на меня выработалось что-то вроде идеосинкразии.

— Вздор какой! — Бабушка надулась сердито. — Вздор.

Но Марта смотрела на нас с Генкой в упор, и мы-то все трое понимали: совсем не вздор.

— С Оханом ничего страшного не произошло, — утешила я наконец Марту Ильиничну и шлепнулась на диван, чувствуя, что силы из меня ушли начисто. Может быть, в борьбе с ветром? — С Оханом, кроме сотрясения воздуха, — ничего. А вот на отца Мишка такую бочку покатил…

— На своего? — спросила бабушка, недоверчиво поднимая брови.

— На моего.

— Это еще что за штучки? — В голосе бабушки явно проступили нотки недавнего и свирепого классного руководителя.

— Штучки не новые — насчет золота, будто его нашли у Больших Камней. Будто отец нашел.

— Сплетни! — крикнула Марта Ильинична, и лицо ее отвердело еще больше.

— Разумеется, сплетни. Но в какой мере эти дурацкие сплетни должны волновать порядочного человека? — вздохнула бабушка.