Евгений Герасимов - Рассказ героя

— Хочешь честно выполнить долг солдата, так надо, Ваня, чтоб душа была чистая, без соринки, — говорил он мне.

На войне иные любят прихвастнуть. Слушаешь человека, думаешь: «Ну, брат, и заврался же ты!», посмеешься над ним, и все. А Садык никогда никому не прощал и чуточки неправды.

Был у нас в полку один командир батальона — не назову его фамилии, его потом разжаловали. Как-то немцы предприняли на его участке разведку боем небольшими силами пехоты с двумя танками. Мы с Садыком случайно зашли в его блиндаж в тот момент, когда он докладывал по телефону обстановку командиру полка. Два средних танка у него превратились в четыре тяжелых. Садык, услышав это, тихонько спросил меня:

— Ваня, что он говорит? У него, наверное, в глазах двоится.

Я тогда только посмеялся про себя, а сейчас и вспоминать не хочется об этом командире — форсун, трепач, хвастунишка. Из-за него однажды чуть не погиб весь наш батальон: донес преждевременно, что занял такой-то населенный пункт, мы рванулись вперед и поставили под удар противника свой фланг.

Побудешь на фронте, строже станешь относиться и к себе и к другим. Правильно говорил Шишков:

— На войне самый маленький недостаток человека становится большим.

Приглядываешься к человеку и думаешь иногда: «Зачем он это делает, нужно ли это? А может, он только показать себя хочет?»

Мне очень нравился капитан Баюк, и все его любили. Это был один из самых молодых офицеров нашего полка. Мы всегда называли его просто по имени — Петя. Он воевал щегольски. Невольно сравниваешь его с Перебейносом: полная противоположность. На Петю только взгляни — сразу скажешь: храбрец! Перебейнос, идя в бой, надевал обычно плащ-палатку, не пренебрегал такой хорошей защитой, как каска. Меня тоже немец не отличил бы в бою от рядового, а Баюк всегда выделялся: фасонистая фуражка, все ордена на виду, планшетка, портупея, бинокль. Его и представить трудно было ползущим. Он под огнем ходил всегда во весь рост, как на прогулке.

— Каждой пуле не накланяешься, — говорил он.

Садык возмущался:

— Он щеголяет своей храбростью, как иная девушка — красотой.

Я тоже по-дружески поругивал Петю.

— Кому ты показываешь себя? — говорил я. — Немцу? Чтобы он охотился за тобой?

— Ничего, — говорил Баюк. — Зато девушки меня издалека видят.

Я возражал ему:

— Нет, Петя, жизнь дорога. Отдать ее за то только, чтобы покрасоваться в бою, чтобы люди говорили — вот это храбрец, я несогласен.

Мы часто говорили Пете Баюку, что нельзя так пренебрегать маскировкой, как делает это он.

— Если ты еще молод, не понимаешь, какая на тебе лежит ответственность перед Родиной, так подумай хоть о своей матери-старушке, — говорил Садык.

Никогда не забуду, как погиб наш любимый Петя. Ему долго везло, он погиб уже за Днепром. С кучкой бойцов он оторвался там от своего батальона метров на двести, как вдруг выскочили немецкие танки. Бойцы залегли, стали бросать под гусеницы гранаты, а он бегал по пригорку между танками и бил из пистолета по смотровым щелям. Танков было шестнадцать. Он прыгал среди них и палил из пистолета во все стороны, пока один танк не подмял его гусеницей.

Это произошло на глазах чуть ли не всего полка, но спасти Петю не было никакой возможности. Люди смотрели, как он сражался, восхищались и плакали.

На Черниговщине у нас был лозунг: «Мы идем по пути Щорса!» Тогда в полк непрерывно вливались пополнения из освобожденных районов. К нам прямо на передний край приходили люди в гражданском, с котомками за плечами. Мы обмундировывали их и тут же вручали им оружие, приводили молодых бойцов к присяге. Люди были всякие. Одних спросишь, какая у кого специальность, — отвечают прямо:

— Я стрелок.

— А я пулеметчик.

Но были такие, что говорили:

— Стреляю плохо, но повар хороший.

Или спрашивали сами:

— А парикмахера вам, случайно, не надо?

Я говорил:

— О том, кто повар, кто парикмахер, кто какую работу может выполнять, речь будет после того, как войну кончим, а сейчас немцев надо выбить вон из того села, видите?

— Видим, чего же тут — расстояние небольшое.

— Ну, раз видите, значит все в порядке. Получайте оружие — и в бой.

Присяга была у нас первым идейным вооружением бойца. Если не успеваешь привести молодого бойца к присяге до боя, делаешь это во время боя, иногда уже на рубеже атаки. Говоришь:

— Читай текст присяги. Только внятно, вникай в смысл слов, не отвлекайся.