Лев Разгон - Шестая станция

Вот зайдемте в эту уличку, направо. Там увидим последнее от старого Волхова.

И правда, уличка эта была совсем непохожей на другие — с их многоэтажными, каменными домами. Слева в густой зелени утопали деревянные коттеджи — аккуратно обшитые «вагонкой», выкрашенные веселыми красками. А направо стояли оштукатуренные двухэтажные дома. У них был жалкий и непривычный для этого города, заброшенный вид. Штукатурка осыпалась, и за ней виден был остов старого деревянного барака… У некоторых из этих долгов была сдернута кровля, вынуты рамы; пустые, покосившиеся, они ждали удар бульдозера, ворчавшего где-то неподалеку… На углу одного из таких домов еще висела жестяная табличка, на которой полусмытой дождями и ветрами краской было написано: «Улица Красных Курсантов»…

— Вот последние… Здесь когда-то жили курсанты, приезжали помогать строить завод. После них так улицу и называли… Поставят здесь новые, большие дома, и уж ничего не будет напоминать о старом нашем поселке… Да не то что от волховстроевских времен — от города, что при заводе строили, ничего почти что и не осталось. Видели на Волховском два серых четырехэтажных дома? Вот и все… А все остальное уже после войны строили. Фашист нас бомбил нещадно, злился очень: не только Питер — наш маленький Волхов так и не мог взять! А ведь в трех километрах от нас фронт был. Рвались к нам всей силой — мы же были единственной станцией для Ленинграда, все остальное уже было отрезано. Как подошли немцы — поступил приказ разобрать на станции машины и увезти. Как работали, говорить не надо, сами знаете!.. Отправили. А потом, чуть стало полегче, снова привезли, смонтировали и запустили. Конечно, война — все гибнет, разрушается, люди гибнут… А все равно — так было больно и страшно за нашу станцию, за нашу Ленинскую… Проходит день — и думаешь: смотри, и ты жив, и станция цела… А немцы каждый день пускают на станцию бомбардировщики, обстреливают из пушек. И вот ведь как построено было! Несколько прямых попаданий выдержал бетон, не сдал! Работали под обстрелом, жили в землянках — дома почти все уже были разрушены… Потом, как начали строить, — остановиться не можем. Видите — раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Поворачиваясь во все стороны, Степаныч считал башенные краны. Их было много, они росли в конце улиц, поднимались из зелени садов, их стальные руки неслышно и спокойно работали…

— Что ж так много строите? Новые заводы тут есть?

— На нашем заводе и новые цеха появляются. Вот пускаем большой сернокислотный — просто как новый завод… Удобрение будем делать фосфорное — очень это важный, очень нужный продукт. Да ведь дело не в том, что завод новый появляется, — дети новые появляются!.. Им жить надо как следует, им и ясли надобно строить, и детские сады, и школы. А потом, глядь, и уже квартиры им требуются… Это хорошо! Ну, и строить нам сейчас легко. Направо посмотрите. Видите там вот эти длинные серые цеха?

— Вижу.

— Это наш домостроительный комбинат. Туда дальше, значит, цепочка наша тянется…

— Это какая же цепочка?

— А та, что началась от нашей станции. Построили станцию. Стала она давать ток для алюминиевого завода. А из глинозема не только алюминий получается, по и самый лучший цемент. А цемент, значит, идет сюда — на домостроительный комбинат.

— Тут, значит, кончается цепочка, начатая станцией?

— Нет, цепочка кончается вот тут. — Степаныч показал на окружающие нас дома. — Вот тут, в этих домах, в детских садах, да школах, да в клубах и стадионах, она кончается. Да и кончается ли она? Ведь не для домов старались — для людей, что в них живут. Вот для этих ребят. Вырастут, потянут они цепочку нашу дальше…

Я понимал, что мне нельзя себя так вести, но я не мог глаз оторвать от этого старика. Сам я уже немолодой и многое повидал. Видел станции куда большие, чем Волховская, видел и заводы, такие огромные, что Волховский алюминиевый по сравнению с ними выглядит небольшим цехом. Видел и большие новые города, в которых одна улица была побольше всего Волхова… Но никогда я еще не видел кусочка земли, на котором вот так, наглядно, как на школьном макете, была бы раскрыта вся история нашей страны. Ее прошлое, ее настоящее, ее будущее!.. И все это было делом рук вот этого маленького человека, одетого в серый парусиновый пиджак, в ситцевую рубашку с полосками… Его руки и руки его товарищей создали все красивое, прочное, человечески милое, что лежало вокруг меня…

— А какая у вас основная специальность, Григорий Степанович?