Ян Ларри - Грустные и смешные истории о маленьких людях

Я поравнялся с огромным, сказочно прекрасным зданием, перед которым на красивой площади и между таких же прекрасных зданий, был разбит красивый сквер с целым ковром рассыпанных цветов. Посреди сквера возвышался фонтан, а вокруг него, среди пестрых клумб, целая толпа играющих детей.

— Чей это дом? — спросил я встречного.

— Бывшего императора…

— А этот?

— Идите вы к черту… Кронпринца!

— Удивительно невежливый немец, — подумал я, посматривая на дворец б. кронпринца, буквально утопающий в зелени и коллонадах. Огромные деревья растут на террасе так же просто, как в лесу. Лезут в окна, переросли Капители высоких коллон.

Плющ так разросся, что ему тесно даже во дворце, он свешивается гирляндами вниз, обвивает баллюстраду, стену крышу, ползет без удержу и вниз и вверх.

— Что это вы рот раскрыли? — крикнул чей-то раздраженный голос и резкий удар в бок столкнул меня с тротуара.

— Болван… Нахал!.. — крикнул я, но толкнувший меня вряд ли слышал эти оскорбления, он уже пробирался далеко впереди.

Я наугад свернул направо и, кружа по улицам, старался знакомиться с городом, не останавливаясь на тротуарах.

Мое внимание прежде всего было привлечено этими громоздкими постройками.

Черт возьми, это какие-то пирамиды!

Почти во всех домах — окна, точно двери; двери, как ворота, а стены такой толщины, что мне оставалось только удивляться, как выдерживает земля такую тяжесть.

Переходя из одной улицы на другую, я вышел на огромнейшую Потсдамскую площадь, откуда радиусом расходятся берлинские улицы.

— Однако, — остановился я, — почему здесь так много полиции?…

— Почему так много полиции? — спросил я полного немца, остановившегося рядом со мной.

Немец подозрительно оглядел меня с головы до ног, — презрительно прищурил глаза и, подняв воротник, зашагал прочь, не удостаивая меня больше ни одним взглядом.

Такой ответ не мог удовлетворить меня.

— Может-быть, это в порядке вещей, что у немцев полицейские участки расположены на площадях, однако, я готов биться на заклад, если здесь не произойдет чего-нибудь необычайного.

Такое обилие толстых шуцманов в зеленых шинелях и белых перчатках, торопливо перебегающих от одной группы к другой, сулило что-то весьма занимательное и интересное.

— Надо узнать…

Я втерся в толпу и, прислушиваясь к разговорам, тут же узнал о готовящееся манифестации фашистов в цирке и о том, что коммунисты решили этой манифестации не допустить.

В сущности, мне было все равно — чей будет верх, так как ни о фашистах, ни о коммунистах, я никогда еще не слышал ничего хорошего, но, несмотря на это, — мною целиком овладела мысль допустят или нет коммунисты фашистскую манифестацию?

Вдруг площадь начала заполняться народом.

В разных концах зазвенели детские голоса.

— Листовки!..

— Где?..

— Эй, листовки!..

Мимо меня пронесся малыш лет семи с кучей листовок в грязных руках.

Малыш раздавал листовки всем проходящим и при этом выкрикивал звонко:

— Diktatura des Proletariats! [3] Диктатура пролетариата.

— Стой… Стой, каналья!

Какой-то буржуа с седеющей бородкой схватил малыша за воротник и начал вырывать листовки.

— Брось… Брось, негодяй, — хрипел буржуа.

Однако, за малыша вступились взрослые и седому господину пришлось отпустить его.

Тем временем народ прибывал, вливаясь со всех улиц, точно в колоссальный резервуар человеческих тел; становилось тесно и душно.

Споры, крики и ругань вспыхивали вокруг меня поминутно.

Атмосфера накалялась.

Кто-то крикнул:

— Эй, коммунисты идут..

— Иду-у-ут!

— На Фридрихштрассе коммунисты!..

— Коммунисты идут…

— Десять тысяч…

— Ой, пусти-и-и-те!

— Десять тысяч!

Толпа хлынула вперед и, подхватив меня, выбросила на широкую улицу, заполненную толпами людей, одетых в синие рабочие блузы.

И над этой синеблузой процессией, шагающей густыми неплотными рядами, тихо казались красные знамена.

Впереди нестройными кучками бежали рабочие, они размахивали кепками и кричали возбужденно:

— Шляпы долой перед красными знаменами!

— Эй, шляпы долой!

Хорошо одетые буржуа, точно не слыша этих окриков, посматривали с усмешкой на процессию рабочих и о чем-то шептались между собой.

Тогда один из синеблузых подскочил к смеющимся с сжатыми кулаками, топнул ногой и крикнул злобно:

— Шляпы долой!

Господа выпустили ему в лицо сигарный дым и захохотали.