Елена Кршижановская - Человек решает сам

— Ну, ну, горячая какая! — засмеялся как-то нарочно дядя и погладил Катю по плечу. — Занят я был, своих дел не обобрать. Ну, что было, то прошло. А теперь работенка у меня — жаловаться грех. Сытно, спокойно. Заведую продовольственным складом. Могу и позаботиться об единственном племяннике.

— Вовсе не надо обо мне заботиться! — крикнул я, вскочил и вырвал красные сапожки из дядиных рук.

Он погрозил мне пальцем. Потом взял со стола красную рубашку, развернул и опять засмеялся:

— А это что за маскарад? Тоже из цирка?

Он смял рубашку и бросил на стол. Валя так старалась, шила мне подарок, радовалась, а он…

— Не смейте трогать! Приехали и портите все! — сказал я и, не помня себя, закричал: — Зачем вы приехали? Катю расстроили; уезжайте домой!

— Веня, Веня, успокойся! — Катя обняла меня и прижала к себе.

— Ну и дети пошли! — охнул дядя.

Катя подала ему полотенце, мыло и спокойно сказала:

— Простите его, дядя, он вспыльчивый, сгоряча наговорит, а потом сам жалеет. Да и я тоже… Не будем больше ссориться; идите мыться.

Когда он ушел из комнаты, я толкнул ногой его корзину и стукнул кулаком по чемодану.

— Хватит, Веня, — сказала Катя. — И не смей больше ему грубить. Все-таки он единственный наш родственник.

— Зачем нам такой!

— Перестань злиться, прошу тебя, — слышишь?

— А он скоро уедет?

— Нет, он в отпуск, на месяц. Так что не будем ему портить отдых. Он мог бы поехать на любой курорт, а решил к нам. Понимаешь, как некрасиво грубить гостю?

— Ничего не поделаешь, как говорит Олег. Будем терпеть.

— Будем терпеть! — улыбнулась Катя.

Завтракали мы мирно и тихо. Видно, и дядя понял, что криком на нас не подействуешь. Он был такой ласковый, почти веселый и даже интересно рассказывал про городок на Енисее, где он теперь живет.

Но все же я рад был вырваться из дома и явился в школу одним из первых.

— Чудеса! — удивилась Валя. — Чего тебе не спится?

— Дядя гостить приехал. Встали рано и…

— Ой, как хорошо! Родной дядя? Воображаю, до чего ты рад! Он будет о тебе заботиться. Какой он? Молодой, старый? Вот радость-то, правда?

Я только тяжело вздохнул, но Валя не заметила. Бросилась к вошедшему Олегу и сообщила новость. Он просиял и начал меня тормошить, взъерошил мне волосы.

— Вот здо́рово — дядя! Теперь ты не будешь скучать, верно?

Откуда он взял? Я вовсе не скучаю… Чего он так развеселился? Прыгает вокруг меня, точно маленький. А Валя смотрит на нас, глаза прищурила и вдруг спрашивает:

— А почему ты прибежал спозаранку? Не побыл с дядей до последней минуты, а?

— Он ушел по делу, — соврал я. Не хотелось объяснять, как не понравился мне новый родственник, ругать его… Неприятно.

Олег все продолжал веселиться по поводу приезда дяди. Ладно, хоть не сердится на меня. Вообще у нас с ним странно получается. Не скажу, что всегда, — пожалуй, даже редко, но все же… Вдруг он во время репетиции начинает дуться, в глаза не смотрит, перестает разговаривать и делается каким-то чужим… Спрошу, в чем дело, а он краснеет, молчит. А потом шутит, как ни в чем не бывало… Может быть, завидует, что у меня акробатика неплохо подвигается? Нет, не такой он парень, чтобы завидовать работе товарища…

В тот день после репетиции в цирке Валя решила помочь нам выучить урок английского. Служащие уже начали убирать манеж к вечернему представлению, и мы, чтобы не мешать, устроились на местах для зрителей в одном из верхних рядов.

Только Олег стал переводить из учебника первые строчки, как Валя вскочила, замахала руками и крикнула:

— Осторожней, осторожней!

Внизу между рядами идет артистка, и в руках у нее пышное платье с узорами. А по манежу рабочие везут огромную металлическую лестницу, и от нее висит, покачивается длинная проволока… Вот она прямо за спиной артистки, которая идет и ничего не замечает.

Вдруг проволока, точно удочка, подцепила платье, потянула вверх. Артистка рванула платье к себе, материя натянулась… Кусок оторвался и, как флаг, повис на проволоке.

На манеже поднялся невероятный шум. Рабочие орали друг на друга, на артистку, и она на них. Валя, перескакивая через три ступеньки, в минуту очутилась внизу и, пока ловили проволоку, бегала вокруг, мешая всем. Наконец платье отцепили, и Валя, сердито выхватив кусок из рук рабочего, принялась разглядывать, морщась от огорчения.