попадайся. А уж особенно жаден медведь с ран-
ней весны бывает. За зиму-то отощает, проголодается
и бродит по лесу, корму ищет. Трава еще
тощая, зеленя промерзли, муравейники тоже еще
не оттаяли, овса еще и сеять не думали. Нечего
жрать медведю. Делается он сердитый с голо-
духи и все хватает: птица ли в траве зазевается,
белка или горностай подвернется,— всех слопает.
Дед Герасим помолчал немного и вспомнив
старое, рассказал мальчикам такую историю:
Вот я один раз сам видал. Был я на глухарином
току по ранней весне в самой глуши лесной.

Убил за утреннюю зорю двух глухарей
и вышел на поляну. Внизу овраг, а в овраге
ручей бежит. Присел я под сосну отдохнуть,
гляжу из леса вышла старая лосиха с лосенком.
Лосиха-то большая, ростом с быка здорового,
а лосенок с теленочка годовалого. Залюбовался
я на них. Идут они тихо, под овраг спускаются.
Дошли до ручья и стали воду пить. Лосенок
пьет, а мать то и пьет и поглядывает, нет ли
где опасности для детеныша... Вдруг, откуда
ни возьмись, из кустов по оврагу как выскочит
медведь, да со всего маху - хлоп лосихе на шею!
Даром, что тяжелый, а не хуже кошки вскочил.
Забилась лосиха бедная, да от боли бросилась
бежать со всех ног. А медведь все на ней держится,
когтями вцепился... Тут я ружье вскинул,
да как бахну с обоих стволов... Гляжу, мой мед-
ведь с лосихи кубарем, да в лес наутек, а лосиха
стоит, шатается сердечная. Потом тихо эдак подо-
шла к лосенку и вместе с ним в лес пошли.
Уж не знаю, попал ли я в медведя; далеко было,
да и заряд дробовый; думаю, что он просто выстрелов
испугался и ушел...
— А как же медведь зимой кормится, дедушка,
в берлоге?—спросил Костя.
— Ах ты, несмышленыш! — засмеялся Гера-
сим. — Зимой медведь совсем не кормится. Как
наступят после осени морозы и начнется зима,
так медвежьему гулянью конец. Он поздней осенью
устроит себе берлогу, выроет лапами яму
где-нибудь под большим деревом или в самом
буреломе, в валежнике, натаскает туда прутьев,
да сухих листьев и мху и заляжет. Тут у него
начинается зимняя спячка. Он свернется в берлоге
клубком, да и спит. Не ест, не пьет, а все
только дремлет, до самой весны. Ему там в берлоге
тепло, и мех у него за зиму отрастёт здоровый,
а только он сильно тощает.
— Он что же совсем и не встает с берлоги
зимой?—спросил Заинтересовавшийся Ильюша.
— Редко когда встает— объяснил Герасим,—
только разве сильные оттепели пойдут; тогда
встанет, побродит по лесу, полусонный. Ему
неспособно по снегу ходить, он ведь к снегу
непривычный; а как только подморозит, он сей-
час обратно в свою берлогу, да и продремлет
до ранней весны.
— А вот старый медведь или больной, —
продолжал Герасим,—тот рано ложится в берлогу,
еще задолго до снегу. Был это со мной
такой случай. Иду я осенью по лесу. Тепло еще
было. На полях еще яровые не везде сняты были.
Иду себе лесной тропой; гляжу, под большой
елью свежий песок нарыт, словно насыпь сделана,
а за насыпью под елью— яма. Что, думаю, за чудеса?
Кто это тут в глухом лесу песок копал?
Была в то время со мной собака, не эта, не
„Рябчик", а другая у меня была, легавая, „Лебедкой"
звали. Вот гляжу, собака чего-то насторожилась,
носом что-то учуяла и к ели подбирается.
Я смекнул, в чем дело. Собаку за ошейник
взял, к дереву привязал и тихонько к ели подкрался.
Заглянул в яму и вижу: лежит там мой Михайло
Иванович. Дышет так спокойно,—спит, значит.
Я сейчас же пошел к объездчику.
—Кириллыч, —говорю, —тут от тебя с версту
медведь в берлоге лежит.
А объездчик-то мне и говорит:
— Что ты, в своем уме? Где же это видано,
чтобы в такую пору, да медведь в берлогу
залез. Эх ты,—говорит,— а еще старый охотник-
Тут я ему рассказал, как дело было, и на
другой день пошли мы с ним поутру к тому
ПО ЗВЕРЮ И ПТИЦЕ 15
месту в лесу, где я накануне медведя видел.
Взяли с собой двух собак; у Кириллыча рбыли
такие— лайки сибирские— их нарочно для мед-
вежьей охоты и держат.
Хорошо. Бросили жребий, кому первому стре-
лять. Выпал жребий Кириллычу. Подошли к берлоге

Читать дальше