Мария Нарышкина - Вавка

— Ира, встань, пожалуйста, — мягко, но настойчиво потребовала Туся.

— А мне и сидеть хорошо.

— Встань, встань! — закричали ребята.

Пришлось встать. Уши у Иры красные, губы сердито надутые.

— Ира, у тебя двойка по физике.

— Никакой у меня двойки нет. Не знаете — не говорите. Я ее давным-давно исправила. А они все: «Двойка, двойка».

— Исправила! На тройку с минусом! — фыркнула Вава. — Извините за беспокойство, садитесь, пожалуйста, уважаемый товарищ Ухова.

Ира уселась, бурча:

— Так, пожалуй, за тройки скоро станут обсуждать! Новости!

Вава сочувственно поглядела на Иру — не умеет человек за себя постоять. Так себе отбрехалась. Разве она. Вавка, так отбивалась, когда ее обсуждали? Слова никому не давала сказать, — всех переорет: «Двойки! Какие такие двойки?! Вы что, с ума спятили?! Пристали с ножом к горлу со своими двойками! Разве это справедливые двойки? Ни с того, ни с сего — раз тебе в журнал двойку! Может, скажете, справедливо? Да? Да? Я что, по-вашему, нарочно их схватила? Понимать надо!» И пошло и поехало! А председателем тогда была Генька Власова, ту не так-то легко перекричать, это вам не Тусенька Николаева. Глаза у Геньки станут зеленые, как у кошки, и злющие. Так и сверкает ими, так и сверкает. Нет, а здорово тогда было. Вава даже вздохнула с сожалением. Вот это жизнь! Только и разговоров на каждом сборе, что о Вавке Блинковой. Все собирались ее перевоспитывать. А что они могли сделать, даже Генька? Ничего! Ровным счетом. Пока она сама не захотела и не перевоспиталась.

— Следующая по списку Ляля Антипина, — прочла Туся, — у нее двойка, правда, случайная…

Шурик тихо свистнул:

— Ищи ветра в поле, а Лялю в музыкальной школе.

— За отсутствием Антипиной обсуждение ее двойки снимается, — неуверенно сообщила Туся.

— Снимается? — всполошилась Вавка. — Нет уж, дудочки! Ушла и ладно? Слишком дешево отделалась! Сегодня как легко можно было смыться, а кто-нибудь убежал? Одна Лялька несознательная. Выношу ей отрядное презрение. Председатель, голосуй. Эх ты, разве так успеваемость поднимают!

Геня весело усмехнулась:

— Слушайте, слушайте, у Вавки богатый личный опыт.

— Ребята, — предложила Туся, — выберем Вавку учебным сектором?

— Меня? — удивилась Вава. Она даже не поверила своим ушам.

— А что? Пусть помучается! Выберем! Выберем! — закричали все. На Вавкином лице расплылась широкая, до самых ушей, довольная улыбка.

Одна Ира была не согласна:

— Вот еще новости, — разве такой бывает учебный сектор?!

— А чем я плохой учебный сектор? — разозлилась Вава и угрожающе надвинулась на Иру, — а ну, говори! Вот подожди, подожди, я тебе такую жизнь создам, что ты забудешь, как получать двойки по физике!

…Дверь шумно распахнулась, и Вава выскочила из класса — красная, распаренная, словно из бани, но счастливая. Концы пионерского галстука разлетелись в разные стороны. Потемневшая от пота челка стояла на лбу козырьком.

Вава прошлась по коридору так важно и степенно, что девочки из 6-б «закачались», как выразилась сама Вава.

— Поосторожней, сам учебный сектор собственной персоной! — съязвила Ира.

Школьная жизнь шла своим чередом — звенели звонки, в классах шли уроки, проносились по коридорам шумные и бурные, как поток, перемены.

Вава ходила довольная собой. Она испытывала счастливое чувство уважения к собственной личности и того же требовала от других. Но никто ею не восхищался. Только одна Александра Александровна все видела, все замечала — это-то Вава знала точно. У нее с Александрой Александровной установилось полное взаимное понимание. Вава гордилась этим, но для полного счастья этого еще было недостаточно.

Для кого она старается? Для себя, что ли? Нет, для своего 6-а! От 6-а она и требовала удивления и восхищения. Его-то ей и не хватало. И все из-за Геньки. Потому что все в классе были заняты делами Генькиного звена, а там происходило что-то неладное. Сегодня, например, Ирка проревела всю перемену, но сколько ее ни расспрашивали, так ничего и не выпытали. Значит, тут дело связано с этой Генькиной тайной. Чем-то провинился товарищ помощник начальника штаба. А у Геньки такой характер, — чуть что не по ней, кого хочешь до слез доведет. Сказать по правде, Ваве было жалко Ирку. В другое время она бы так напустилась на Геньку, что пух и перья полетели бы. Но теперь Вава молчала. Не хочет Ирочка объяснить, что случилось, значит, ей тайна дороже — пусть плачет. Вава ходила вокруг Ириной парты туда и обратно, но утешать ее она была не намерена.