Мария Нарышкина - Вавка

Туся не стала спорить и уговаривать.

— Не хочешь — уходи, — тихо сказала она.

Вава рванулась было к двери, но тут же вернулась и тяжело шлепнулась на первую попавшуюся парту.

— Ешьте мое мясо, пейте мою кровь!

Вид у нее был свирепый.

Но через минуту Вава уже нашла нечто утешительное в своем теперешнем положении. Туся — председатель отряда — раз, отличница — два. Следовательно, вся ответственность за Вавины успехи теперь неминуемо падет на Тусину голову.

— Александра Александровна сказала, чтобы мы с тобой писали диктовку, — объявила Туся.

— У меня перо сломалось, — невинно заметила Вава.

Туся молча вынула из сумки свое перо.

— Господи, бывают же такие люди… — вздохнула Вава.

— Сначала повторим правила, потом будем писать, — сказала Туся.

— Нет, давай сначала писать, а потом правила.

Туся ничего не ответила.

— Ну, не знаю я этих правил! — бунтовала Вава.

— Тогда учи!

— Хорошо, — покорно согласилась Вава. — Только я буду долго учить. У меня плохая память. Учу, учу, иногда до самой ночи, а стану себя проверять, — ничего не помню.

Туся не испугалась.

— Ничего, я подожду, пока ты запомнишь.

Вава окончательно убедилась, что положение безнадежно, и сразу смирилась. Она, правда, побеждена, но так и должно было быть, иначе что за председатель была бы Туся?

В глазах Вавы мелькнуло лукавство.

— А что если я вдруг выучу быстро?

— Быстро тебе не выучить, — безразличным тоном ответила Туся.

— А если выучу?

Туся молча прошлась между партами, как Александра Александровна, — большими шагами, заложив руки за спину.

Через несколько минут Вава бойко выпалила только что выученное правило и осталась очень довольна собой.

— У меня знаешь как, — скромно сказала она, — только быстро и только хорошо. Все так делаю. Понятно?

У нее возникло чувство, похожее на спортивный азарт: ей хотелось во что бы то ни стало поразить Тусю. Пусть полюбуется уважаемый председатель, какая эта Вавка Блинкова. Не учит, не учит, но зато если возьмется, так, может быть, лучше всех отличников выучит.

Наклонив набок голову, Вава старательно писала диктовку:

«Приумолкла станица. Спустились сумерки над притихшими мазанками. При свете прикрытого ночника сидит, склонившись над книгами, Чапаев».

Она писала и ей казалось, что вот она так сидит и пишет, как Чапаев. Она сама не то что бы Чапай, а какой-то хороший и умный человек, которого все уважают. И ей даже казалось, что она любит и умеет работать…

За дверью класса слышался смех и возня, но Ваву отделяла от шумного коридора не дверь, а невозможность бросить все и побежать туда, в коридор, играть. И эта невозможность бросить свои дела была как-то удивительно радостна ей.

Кончились уроки. Туся торопливо собирала книжки, с беспокойством поглядывая на дверь.

— Ребята, не расходитесь, ребята! Сейчас будет сбор!

Вавка хитро подмигнула Ире: не плохо бы смыться! Девочки понимающе переглянулись и незаметно, бочком, стали продвигаться к двери. Туся всполошилась:

— Девочки, девочки! Вы куда? Вава? Ира?

У Вавы лицо мгновенно стало невинным:

— А я что? Я ничего… — и повернулась к Ире, — останемся уж, ладно?

Но у председателя Совета отряда нет спокойной жизни. Туся металась по классу:

— Ляля, ты уходишь?

Ляля Антипина громко щелкнула замком портфеля, деловито поправила очки и невозмутимо направилась к двери. Долговязый Павлов, стоявший у двери, не глядя на Лялю, вытянул свою длинную ногу. Ляля поспешно и высоко перешагнула, не разглядев, что Павлов уже убрал ногу. Ребята дружно засмеялись.

Туся торопилась начать сбор, пока не разбежались и остальные.

— Ребята, вот список тех, кто имел за неделю двойки. Давайте обсудим.

Вава по старой привычке было насторожилась, но сейчас же полная собственного достоинства вздернула нос. — Прошло то времечко, когда ее обсуждали за двойки на каждом сборе. Пусть попробуют сказать, что она не умеет держать свое слово. Дала слово на Совете дружины — все. Теперь она сама будет обсуждать двоечников.

— Ухова, — прочла Туся из своего списка.

Вава мгновенно преобразилась:

— Ну-ка, Ирочка Ухова, почему, по какой причине у тебя двойка?

— Сиди, — буркнула Ира.

— Сижу, сижу, — тебе стоять.

— Действительно, пусть встанет, — заметила Геня.