Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…

— Сейчас я приведу своего батьку. Он растолкует, что к чему, — объявил Вовка и скрылся в толпе.

Через несколько минут он вернулся с пожилым мужчиной в брезентовом фартуке.

— Так что же, — сказал отец Вовки, — интересуетесь нефтяным месторождением?

— Очень интересуемся! — воскликнула Милочка.

— Так вот, — Рябинин вытер о фартук руки, — никакого месторождения нет.

— Как же нет? — зашумели ребята.

— А так и нет, — подтвердил каменщик. — Видите вон те дыры, что с обеих сторон ямы? Это срезы подземного кювета, канавы такой, словом. Оттуда и пришла нефть.

— А как же она попала в эту подземную канаву?

— В том и загвоздка. Кювет тянется с нефтяного склада через весь завод к реке, — неторопливо начал рассказывать Вовкин отец. — Когда-то по нему стекали ливневые воды, потом кювет обвалился, его забросили и построили новый, бетонный. Но в одном месте старый кювет пересекается с нефтепроводом от цистерны. Кто-то, как видно, заранее разъединил трубы прямо под кюветом. А потом, зимой, открыл на цистерне вентиль, и нефть потекла под землю. Разлилась она по всему кювету, он же длинный… А весной, когда земля оттаяла, нефть проступила наружу.

— Вот тебе и ответ на вопрос, куда исчезли пятьсот тонн нефти, — нахмурился стоявший рядом со мной Филипп. — Не зря гремела проволока на заборе в ту ночь. Эх, понастойчивей бы нам быть тогда!

— Что же, теперь эту нефть выкачают из кювета? — спросила Тоня.

— Готовят насос, да где уж! Поди, в землю впиталась. Главное и не в нефти. Бойко завод сжечь замахивался.

— Бойко? — раздались встревоженные голоса.

— Ну да, бывший главный наш энергетик, — сердито сплюнул Рябинин-отец. — Хотел он этот кювет подпалить, а тогда сами знаете, куда бы пламя пошагало… Сначала бандитские налеты на склад делали, а потом решили тихой сапой. Арестован Бойко-то, как ни скрывался, нашли. Да и подручных его тоже, которых он обманом к себе завлек, отыскали. Один из них, Антон — может, слышали? — помог разоблачить шайку. Глаза-то у него прозрели.

Я оглянулся, отыскивая глазами Ольгу, и вспомнил: уже второй день, как она снова не ходит в школу.

Выпускные экзамены начинались сочинением по литературе. Начинать всегда тяжело, поэтому добрая половина волнений и переживаний за все экзамены была именно перед письменной.

Утром, перед тем как зайти в класс, я встретился с Максимом Петровичем.

— Волнуешься?

— Волнуюсь, — признался я.

— Я тоже. Но это, кажется, в порядке вещей. А вот каково тем, кто не пришел сегодня на экзамен?

— Вы об Ольге Минской?

— Да. Такая способная ученица!

— Она же болеет, потому и не пришла, — торопливо объяснил я.

— Ты думаешь, только в этом дело? — Учитель задержал на мне внимательный взгляд. — Не кажется ли тебе, Алеша, что вы как-то все вдруг от нее отвернулись? На это есть, конечно, причины.

— Тоня Кочкина заходила к ней на днях.

— И что же? Ольга ведь решила бросить школу…

«Бросить школу…» Я как-то сразу представил себе Ольгу одну в пустынной квартире. Как ей, должно быть, сейчас тяжело! Звонок прервал мои мысли. Вместе с другими учениками я вошел в класс.

Еще накануне заботливые руки девушек придали ему особенно уютный вид. На окнах стояли цветы. Между столиками протянулись ковровые дорожки. На столе экзаменационной комиссии, покрытом сукном, стояли букеты сирени. Мы тихо расселись по местам, с волнением ожидая, когда откроется дверь. И вот наконец в класс вошли члены комиссии…

Максим Петрович поздравил нас с началом экзаменов, подошел к классной доске и торжественно снял лист бумаги, которым были прикрыты названия тем сочинений.

«Труд — дело чести, доблести и геройства», «Творчество великого русского поэта А. С. Пушкина», «Отечество, каким я представляю его через двадцать пять лет».

Какой будет наша страна через четверть века? Ведь это же очень интересно… А что, если взять да и написать мне об этом?

Я увидел свою отчизну в ярком убранстве садов… Я, точно наяву, шел по живописному берегу Байкала и видел огни Ангарской гидроэлектростанции. «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы…» Я начал писать.

«Счастье человека в пользе, приносимой обществу. Нам открыты все дороги…» Это все верно, очень верно, но ведь это лишь общие фразы, восторги. А наше место в жизни? И готовы ли мы к борьбе? Вот Ольга… Она же не сдает экзаменов. Кем хочет стать Чаркина? Почему школа не сумела перевоспитать Маклакова? Я задумался, перечитал написанное, и сочинение мне не понравилось. Нет, не такого слащавого рассказа ждут от выпускника десятого класса. Жизнь — это борьба. И то, что совершится в предстоящие годы, будет завоевано упорным трудом, а может быть, и кровью. И мы, выпускники школы, должны стать беззаветными участниками этой борьбы.