Илга Понорницкая - Открытые окна

Я сразу вспомнила: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит».

И мне стало смешно. Царевна-животное, не пойми какое. В тишине я фыркнула, не сдержавшись.

Лёнчик вздрогнул и тут заметил меня.

Я у него спросила:

— Что это за значок?

И он так обрадовался, что с ним заговорили!

— Это, — отвечает, — звезда-енот. Процион.

Я не поняла:

— Как это: звезда — и енот?

Лёнчик говорит:

— Енот по-научному тоже — процион. Вроде, недособака. И Процион — он ведь по небу перед собачьей звездой, перед Сириусом идёт. Процион вышел — значит, и Сириус следом будет…

— Кто — будет? — я путалась в новых названиях. — Как ты говоришь — собачья звезда?

Лёнчик смутился:

— Ну, Сириус — он из созвездья Большого Пса. А Процион — из Малого Пса. Вот тебе и собаки…

Он отцепил значок от майки.

— Смотри, — говорит, — он самодельный. Это мне Андрей Олегович дал. У них в институте было научное общество «Процион», и они звали друг друга енотами!

— А почему, — спрашиваю, — енот — это недособака?

Лёнчик мнётся в ответ:

— Это не я, это наши предки придумали…

Он думал, что я не верю ему.

— Я бы тебе показал Процион, — говорит, — только его сейчас нет на небе. Он зимний…

Я спрашиваю:

— А что есть?

Лёнчик отвечает, точно оправдываясь:

— Вега есть… Лебедь есть… такое созвездие.

Я перелезла через забор, и мы пошли смотреть Лебедя.

Через пару минут мы были за деревней. Лёнчик потянул меня за какой-то дом, а дальше мы пробежали между чьих-то грядок, перемахнули через забор и вот уже — поднимаемся на холм.

Идти было легко. Земля как будто пружинила под ногами, подталкивая вверх.

Костя вчера мне объяснял, что у нас рельеф особенный — холмы.

В городе это не очень заметно. Я даже не знала, что у нас — какой-то там рельеф. А теперь думала, что где-то есть гладкие, как стол, равнины, где-то — крутые горы, а здесь у нас — холмы.

Наши места отличаются от других мест. И отчего-то мне было хорошо, что у нас есть холмы, и мы ими отличаемся.

Быстро темнело. Смотришь на небо — только что не было звезды, и вот она уже есть. Глядишь на неё, любуешься — а тут и другие проявляются в темноте — не знаешь, на которую смотреть.

И на нас, мне казалось, тоже кто-то смотрит.

Я чувствовала, что мы не одни.

То ли из космоса кто-то на нас глядел в свои приборы. То ли само небо смотрело всеми своими звёздами.

В древности люди думали, что звёзды на небе нарисованы. Точнее, они говорили: на небесном своде. А свод — это же, получается, купол? Вроде как закруглённый потолок?

Но небо над нами не казалось потолком. Оно было глубоким, объёмным. Над головой стояла бесконечная перевёрнутая глубина, и ясно было, что от одной звезды к другой, соседней, ещё лететь и лететь — дальше, выше…

Лебедем оказалось сразу несколько звёзд. Только стемнело — они сразу проявились, и я смогла их рассмотреть. Их можно было соединить прямыми линиями так, чтобы в небе получился крест. Лёнчик сказал, что это туловище и раскинутые крылья. Совсем не трудно добавить ещё линий, чтобы получился лебедь.

Древние люди были мастера проводить хитрые линии. Это же надо было додуматься, что у Большого и у Малого ковша есть головы, туловища и лапы. Кто-то первым назвал их Медведицами… И все с ним согласились…

Лёнчик научил меня по двум Медведицам находить Полярную звезду. А как искать разные другие звёзды, я не запомнила, хотя он тоже объяснял.

Звёзд было бессчётное число. Все вместе они тихо звенели. Хотя, должно быть, это звенела какая-то мелкая ночная живность. Наши земные насекомые пели свою песню.

Лёнчик тыкал в вышину пальцем и говорил, сколько до какой звёзды световых лет и сколько это будет в пересчёте на земные километры. Он называл звезды по именам — Денеб, Альтаир и ещё много-много названий. У меня голова кругом шла. Я снимала очки, протирала подолом платья, чтобы лучше разглядеть, куда он показывает.

С ума сойти, сколько он всего знал. Сама я только и могла бы сказать, что платье в невесомости не наденешь. А косички стояли бы, как антенны. Да и то, это не я первая сказала, это мама…

«Ой, мама!» — подумала я.

— Мама с Костиком, — говорю, — уже, наверно, уже вернулись. А меня нет!

И мы побежали назад в деревню.

Мама у калитки меня ждала, в темноте.

— Это, — говорит, — что-то новое.

Я не поняла: где — новое? Что?

А мама сразу спрашивает:

— Что же ты не сказала, что хочешь пойти с мальчиком гулять?