Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга. Бойкая Кайса и другие дети. Рассказы и повесть.Собр. соч. Т. 6 (Сборник)

Но этой ночью Расмусу приснился маленький черный котенок, его собственный. Он кормил его селедкой с картошкой. Такую еду кошки едят только во сне. Вспомнив, какой хорошенький был этот котенок, Расмус рассмеялся.

— Ты чему это смеешься? — спросил Оскар.

— Мне приснилось во сне, что мой кот на окне…

— Мне приснилось во сне, что мой кот на окне! — передразнил его Оскар. — Я гляжу, ты сочиняешь стихи, складно выходит.

— А ты знаешь, что ел мой кот? — спросил Расмус.

— Поди, полевок.

— Вовсе не полевок, а селедку с картошкой. Он был такой хорошенький…

— Котята не едят селедку с картошкой, — заметил Оскар.

— А мой ел.

Они помолчали немного, глядя на верхушки сосен. Расмус держал на руках кота Крошки Сары.

— Мне приснилось во сне, что мой кот на окне… — напел Оскар.

…уплетает селедку с картошкой!.. — подхватил Расмус и весело хихикнул.

Оскар подумал немного и пропел:

с восторгом крикнул Расмус. — Оскар, да у нас получилась почти что песня.

— Это и есть песня, — ответил Оскар и, достав гармошку, стал подбирать мелодию, которую только что пропел.

Так, продолжая ждать Крошку Сару, они играли и пели без конца свою кошачью песенку:

Надо же, как легко сочинять песни! Расмус решил насочинять их много-много. Про кошек и собак, а может, даже про ягнят. Конечно, они не такие занимательные, как «Для тебя я убила дитя» или «Послушайте ужасную историю», но ведь нельзя же все время петь про убийства! После кошмарных ночных приключений с Лифом и Лиандером он был сыт ужасными историями.

Но вот пришла Крошка Сара. Вид у нее был очень довольный.

— Ленсмана дома не было, — сказала она, кротко улыбаясь беззубым ртом. — Он куда-то отправился ловить жуликов. А мне ждать было некогда, кто знает, когда он вернется!

— А ты все-таки отдала письмо? — с тревогой спросил Оскар. — Кому-нибудь из полицейских?

Крошка Сара виновато покачала пушистой головой.

— А мы-то сидели здесь так долго и ждали тебя, — сказал Оскар. — Что же ты делала все это время?

— Да я торопилась назад, — заверила их Крошка Сара. — Я только попила кофе у Фии Карл Исак. — А что, в письме было что-то важное?

Старушка стояла в клетчатом платочке на голове и в полосатом переднике и пощипывала листики черной смородины с куста, будто была занята делом и ей недосуг думать о письме.

Оскар вздохнул.

— Да нет, Крошка Сара, не очень важное. Вижу, ты точно попадешь на небо.

— А я-то писал это письмо кровью сердца, — сказал Оскар позднее, по дороге к Фие Карл Исак, чтобы забрать потерянное письмо. Они были почти у цели, уже показался дом Фии у дороги, и вдруг, словно из-под земли, перед ними выросли двое полицейских. Это были те же самые полицейские, что и в прошлый раз.

Оскар разозлился. Таким злым Расмус его еще не видел. И неудивительно, полицейские вели себя с ним так, словно это был не безобидный бродяга, а самый отъявленный негодяй на свете.

— Забери у него револьвер! — крикнул один.

Они оба бросились к нему и начали его обыскивать.

— Нет у меня никакого револьвера и никогда не было! — заорал на них Оскар. — Даже в детстве у меня не было пистолета-хлопушки, хотя я со слезами клянчил его у мамаши.

Их повели в контору ленсмана. Один из полицейских стал что-то писать про них на бумаге, а другой стоял и держал Оскара, будто тот собирался бежать.

Расмуса никто не держал. Да этого и не требовалось, потому что мальчик изо всех сил прижался к Оскару. Что за собачья жизнь! Ни минуты покоя. То грабителей бойся, то ленсмана, то полицейских!

Но Оскар не боялся. Он разозлился.

— Я хочу говорить с ленсманом! — крикнул он и стукнул кулаком по столу под носом у полицейского, который сидел и писал.

— Ленсман в гостях на обеде и придет на службу только завтра утром, — сказал державший его полицейский.

— На обеде! В гостях! — завопил Оскар. — А я, невинный, как невеста, должен стоять здесь.

— Это мы уже слышали, — сказал тот, кто писал. Его звали Бергквист, во всяком случае так называл его второй полицейский. — Ты до того заврался, что сам веришь своим словам, — продолжал Бергквист. — Но на этот раз ты здорово влип. И хорошо, таких, как ты, нельзя оставлять на свободе.