Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга. Бойкая Кайса и другие дети. Рассказы и повесть.Собр. соч. Т. 6 (Сборник)

— Ну что, пойдем? — спросил Лиандер.

— Пойдем, — ответил Лиф.

Расмус было вздохнул с облегчением, но тут Лиф сказал вдруг нечто ужасное:

— Я только поищу свою трубку, я ее забыл где-то здесь. По-моему, я положил ее в комнате на окно.

«В комнате» означало, конечно, там, где лежали скорченные в углу Оскар и Расмус. Расмус прижался к Оскару, голова у него кружилась от страха. Он чувствовал, как у Оскара напряглись мускулы рук, и понял, что он готовится драться… Но ведь у грабителей есть револьверы… Видно, для бродяг настал последний час!

Быстрые шаги приближались, дверь распахнулась и свет карманного фонаря забегал по комнате. А посреди комнаты стояла мебель Расмуса. Но луч света быстро пробежал по ящику из-под сахара. Видно, грабителю не показалось странным, что он стоит здесь. Он не вскрикнул, не удивился. А что бы он сделал, если бы увидел Оскара и Расмуса! Они забились в угол и ждали. Мышцы Оскара напряглись еще сильнее. Но тут…

— Да она здесь лежит, твоя трубка, — послышался голос Лиандера из кухни. — На этом окне.

Лиф быстро повернулся. Опасный луч света погас, и грабитель исчез, не заметив лежащих в углу бродяг. Это было просто чудо, потому что даже в самом темном углу не было полной темноты. Быть может, тот, кто ищет маленькую трубку, способен не заметить двух больших бродяг.

— Слепундра! — сказал Расмус, когда грабители ушли.

Он осмелился говорить, лишь когда они исчезли в ветреной ночи.

— Пошли, — сказал Оскар и взял свой карманный фонарь. — Пошли поглядим на этот распрекрасный тайник, который так легко найти. Силы небесные! До чего же это интересно!

Они бросились в кухню, Расмус был сам не свой от волнения. Он представил себе огромную сокровищницу, полную пятиэровиками.

Луч фонарика шарил по голым половицам. Оскар осмотрел каждую половичку, попробовал ногой, крепко ли сидит.

— Здесь этот тайник!

Он быстро вытащил неприбитую половицу возле очага, осветил фонариком пустоту под ней. Там была квадратная дыра, и в ней лежал пакет, аккуратно завернутый в клеенку. Он развернул его.

— Ой! — воскликнул Расмус.

Там лежали плотно уложенные красивые пачки сто- и тысячекроновых бумажек, зарплата рабочих завода в Сандё. Пятиэровых монет здесь не было, но по испуганным глазам Оскара Расмус понял, что это тоже деньги.

— Надо же, сколько денег есть на свете, — сказал Оскар. — А я этого даже не знал.

Он радостно вздохнул.

Ожерелье тоже лежало, золотая цепь, а на ней висели большие зеленые камни.

— Подумать только, теперь фру Хедберг получит назад свое ожерелье. Если только она жива…

Оскар стал перебирать пальцами драгоценность.

— Я надеюсь, что она жива, что я спою ей еще раз «В каждом лесу свой ручей», а она даст мне тогда пятьдесят эре.

— Завтра, — сказал, сияя от радости, Расмус, — завтра мы пойдем к ленсману и отдадим ему деньги, а потом отнесем фру Хедберг ожерелье.

Оскар покачал головой.

— О нет, этого мы делать не станем. «Все нужно делать хитро!» — сказала баба, ловя вошь пальцами ног.

— А как же нам быть тогда? — спросил Расмус.

— Я больше не стану совать нос в это осиное гнездо. Не стану связываться со служанками, которые нахально врут, и слушать всякую чушь вроде: «Оскар, что ты делал в четверг?» Нет, мы перепрячем все это в другое место и напишем ленсману новое письмо. Мол, будьте любезны, заберите денежки, а не то они пропадут. А после мы с тобой пойдем снова бродяжничать. Пусть ленсман сам доводит дело до конца, ему за это платят. А я не собираюсь ходить у него на подхвате.

Оскар взял рюкзак и начал укладывать в него пачки денег.

— Только бы ленсман не схватил меня, когда я понесу на спине эту половину государственного банка. Ведь тогда мне влепят пожизненное заключение.

Он взял ожерелье и надел его в шутку на шею Расмуса со словами:

— Дай-ка я украшу тебя. Будешь хоть разок в жизни нарядным красавцем, Сейчас ты похож на царя Соломона во всем его великолепии. Хотя веснушек у тебя побольше, чем у него.

И фонарик осветил царя Соломона с тощими руками и ногами и зелеными изумрудами на шее.

— Да, и волосы у меня к тому же прямые, — сказал он с огорчением.

Он дернул ожерелье. Ему хотелось поскорее снять его. Но он не успел.

Потому что голоса послышались снова!

— Быстрее, — прошептал Оскар. — Бежим отсюда!

Они выбежали в сени. Но было уже поздно. Голоса раздавались теперь у входных дверей. Путь им был отрезан.