Софья Могилевская - Восемь голубых дорожек

— Вон, вон они! — чуть ли не на весь зал зашептал Ашот и принялся снова толкать Костю. — Гляди: буква «Ю» — это ведь наш Юр. А буква «Д» — Шур! Или наоборот, пожалуй? Видишь, видишь?

— Вижу, — ответил Костя. — Давно вижу их.

Голоса и лица братьев были так похожи друг на друга, что и верно не поймешь, кто из них какую букву держит. Но каждый из них бойко, без запинки выпалил все то, что ему полагалось.

Шурик (а может, Юрик) сказал из-за большой буквы «Д»:

А Юрик (а может, Шурик) сказал, держа перед собой картонное «Ю»:

А когда тридцать две буквы ушли со сцены, там оказались другие буквы, тоже нарисованные на картонках, и уж эти-то буквы не только умели говорить стихи: переходя с места на место, они могли складываться в разные слова.

Букв было немного. Но слова, которые из них получались, были, пожалуй, самые лучшие, самые важные и самые благородные из всех слов на свете.

Сперва встали рядышком пять букв. Тогда все в зале, и Костя с Ашотом тоже, громко прочли:

ЛЕНИН

Потом новые буквы составили другое великое слово:

ПАРТИЯ

Потом из ряда букв сложилось слово

РОДИНА

За ним — еще одно слово, о котором думают все люди на земле:

МИР

А последнее слово, которое прочли все сидевшие в зале, было словом

ДРУЖБА

Вот на каком замечательном празднике побывали Ашот и Костя!

— Красиво у них получилось! — воскликнул Ашот, когда праздник окончился и под парадные звуки марша первоклассники парами стали уходить из зала.

— А у нас ничего этого не было, — пожаловался Костя и, сняв очки, принялся от огорчения протирать их ладонью: кусочек замши так и остался лежать у него в кармане.

— Букварь у вас в классе прошли? — спросил Ашот, глядя на расстроенное Костино лицо.

— А как же! Прошли.

— Тогда считай, что и ты сегодня тоже попрощался с букварем.

Костя вздохнул:

— Я так и считаю.

Ашот одобрительно усмехнулся. Сам-то он уже давным-давно расстался с букварем. Он даже не помнит, когда это было. Да не в эту ли пору в прошлом году?

Но букварь букварем, а забывать о деле нечего. Зазеваешься и пропустишь главное!

— Айда в раздевалку! — крикнул Ашот и устремился вниз по лестнице.

— А Шур? А Юр? — запрыгав по ступенькам рядом с ним, спросил Костя. — А поговорить как же? Ведь надо же с ними поговорить?

— Внизу их будем ждать.

Бегом спустились они на первый этаж. В раздевалке сдернули с вешалки свои пальто, нахлобучили шапки и, хлопнув дверью, — на крыльцо.

— Здесь уж их не провороним, — сказал Ашот. — Это точно!

— Точно! — согласился Костя.

А тем временем Шурик с Юриком, не торопясь, спускались вниз. Оба раскрасневшиеся. Оба благодушные. Оба в таких рубашках, будто эти рубашки и жевали, и мяли, и крутили, и вообще неизвестно что с ними делами (ах, если бы мама увидела, что стало с рубашками, на которые она потратила столько мыла, сил и картофельной муки!).

Но братья о своих рубашках, разумеется, не думали. А чего думать-то? Все у них сегодня шло как по маслу. Стихи они сказали хорошо. Учительница похвалила. И вообще праздник в школе удался, замечательный праздник! А теперь им предстоит побывать в гостях у Туси.

И когда со свертками в руках (все те же подарки Тусе) они вышли на школьное крыльцо, то глазам своим не поверили.

Погодите, погодите, да неужто это ребята из бассейна — Ашот и Костя?

Да нет.

Да не может быть!

Братья переглянулись.

«Они?» — безмолвно спросил Шур у Юра.

«Кажется…» — так же без слов и не совсем уверенно ответил тот брату.

Но все их сомнения сразу рассеялись, когда к ним подскочил не кто-нибудь, а именно Ашот. Одного он шлепнул по плечу, другому сказал: «Молодец, здорово говорил стихи!» И сразу — быка за рога — приступил к делу.

Разговор был коротким. Без лишних слов. Энергичный и деловой разговор. Таким и должен быть разговор, когда в нем участвуют четверо, пусть и не очень взрослых мужчин.

Ашот объявил Шуру и Юру, что если они настоящие товарищи, то им нельзя идти к Тусе на день рождения.