Борис Ганаго - Чудик

Тетя перекрестила племянника и ушла к себе.

Утром, когда тетя была на ферме, хлопнула калитка. Во двор вошла Рая в пляжном халатике.

— Чудик, пойдем искупаемся. Все вкалывают на своих участках. Я не знаю, чем себя занять. К тому же жарко.

Из-под халатика виднелось ее загорелое тело. Серафим отвел взор.

— Ну что, пойдешь? Или боишься меня? — Я не тебя боюсь. — А кого же? Тетю? — Нет. — Так кого же? — Да ты не поймешь. — Такая я темная? Ой, жарко!

Она сбросила с себя халатик и осталась в узеньком купальничке. Рая следила за его взглядом: посмотрит ли он на нее.

Серафим хмуро отвернулся:

— Знаешь что, не приходи ко мне больше. Тем более в таком виде.

— Это почему же? Боишься соблазниться?

— Я Бога боюсь. Это же грех, Рая. Не губи ни себя, ни меня.

— Какой же грех, чудачок? — она опасно приблизилась к нему, ласково глядя. — Пойдем к реке. Там сейчас прохладно, и никого нет. Ты мне расскажешь, в чем грех, если двоим может быть приятно. Пойдем на речку. Там есть замечательное место. Пойдем. Поплаваем, позагораем… Ты перевоспитаешь меня. Расскажешь про заповеди.

— Нет, Рая, мне надо… Тетя просила…

— Успеешь. Мы только окунемся, и все.

— Ну, хорошо. Я сейчас.

Серафим вошел в дом и быстро переоделся. Поверх плавок надел спортивные брюки и взял полотенце.

Место у реки было действительно прекрасное. Мягкий песочек. Теплая вода. Они искупались. Рая легла на песок. Волосы ее растрепались. Капельки воды стекали на грудь.

— Ну, так что же такое грех?

— Еще в давние времена были состязания в стрельбе из лука. Если кто промазывал, то судья и говорил: “Грех”, что означало — твоя стрела пролетела мимо.

Нам дана великая цель — стать сынами Божьими, наследниками вечного Царства. Каждый наш поступок, каждое слово, каждая мысль — это наш выстрел. И мы летим либо к Богу, либо…

Большинство людей в мире гибнет из-за нарушения седьмой заповеди — не прелюбы сотвори, не развратничай. Неужели любовь — это только…

Серафим замялся.

— Что “только”?

— Ты сама знаешь, что…

— Но почему не нельзя? Бог для того и создал Еву, а не оставил Адама одного.

— Но Он создал ее для семьи, для детей. Бог не исключал близость, но по любви, по большому чувству.

— А ты мне очень нравишься. С первого взгляда я отметила тебя как необыкновенного парня. Надеюсь, и я тебе нравлюсь. Так что же мешает нам?

— Мешает чему — создать семью?

— Ну уж сразу семью. Ты скажешь. До своей семьи ты не дорос. Еще на папиных харчах.

— Да, ты права, не дорос. К тому же у меня есть девушка. Мы договорились с ней пожениться через два-три года.

— Через два-три года?!

— Да.

— Она хорошенькая?

— Симпатичная. Очень. Для меня — самая лучшая.

— Лучше, чем я? Так ее уведут.

— Она верная.

— Ха-ха! “Верная”! Кто же нынче ждет два-три года, чудик?

— Мы ждем друг друга. Она регентом будет, церковным хором руководить, матушкой готовится стать. Это не каждой по силам. Жены священников имеют много детей, а современные девчата часто лишь о фигуре думают, чтобы быть, как Барби. Ты не дразни меня. Лучше подумай, как раскаяться за свою прошлую жизнь.

— Вот так всегда у меня: как хороший парень, так уже чей-то, — грустно призналась Рая, а потом с вызовом спросила: — А в чем, интересно, мне нужно каяться? Я никому ничего плохого не делала. Ничью семью не разбила, никого на себе не женила, хотя, поверь, могла бы.

— Ты чистоту девичью не сохранила. Это большой грех. Он отзовется на твоих потомках.

— Вот как?

— И ходишь ты порой, обнажив пуп, — это тоже соблазн для ребят. Они мысленно грешат, глядя на тебя, и тебе быть за это в ответе.

— А ты, правда, зануда. Рядом с тобой юная девушка, жаждущая ласк, а ты морали читаешь. Уходи-ка лучше к своей тете.

— Хорошо.

Серафим взял полотенце и пошел.

— И я никого не соблазняла, — крикнула она ему вдогонку. — Меня Лёнька уговорил испытать тебя. Вон, посмотри, они в кустах затаились с фотоаппаратом…

— Ах, вот что… Тогда мне кое-что стало ясно.

— Что тебе ясно? Им плохо оттого, что ты не похож на них! Никто не верит тебе. Считают, что вся твоя вера — сплошная показуха. Никто не верит ни в какие святыни. Их нет! Их придумали!

— Бедняги, — вздохнул Серафим и обернулся, — Неужели они в кустах? Кто же там?

Он шагнул к зарослям. Кустарник зашевелился и зашуршал.

— Да, действительно готовился фоторепортаж с места события, — Серафим посмотрел на Раю: — И ты согласилась? Зачем?