Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 7. Черстин и я

— Вы уже обедали? — испуганно спросил он..

— Да, — ответила я. — Мы обедаем в десять часов вечера только в самых исключительных случаях.

— А мама расстроилась? — огорченно спросил он.

— А как ты думаешь? — спросил папа. — Конечно…

И тут Йеркер помчался стрелой, и, когда мы вернулись, он уже лежал в объятиях своей плачущей мамы. Майкен очень хотелось немножко поколотить его. Но мама сочла его спасение от тысячи смертей столь удивительным и необъяснимым, что вместо порки пошла и принесла ему еду — телячье жаркое с соусом, картофель и соленый огурчик, а еще бутерброд и кисель. Все это мигом исчезло в его беззубом ротике с достойной восхищения быстротой.

— Все правильно, — заметил Сванте. — Блудного сына следует покормить жарким из откормленного теленка. Таков обычай [93] Имеется в виду притча о. блудном сыне, вернувшемся в отчий дом. — Новый Завет. От Луки, 15: 20–32. .

Да, жизнь полна разных потрясений. Наш старый Улле — он колол нам дрова — ушел из жизни. Он был двоюродным братом Алиды — чуточку слабый, но сердечный и добрый старичок, который, несмотря на свою слабость, настроен был весьма философски. Я горюю о нем, как горюют о людях, окружавших тебя во все времена твоего детства. Как-то раз он выстругал для моей куклы деревянную кроватку, и я никогда этого не забуду.

Алида оплакала его от чистого сердца, частично потому, что была привязана к нему а частично потому, что любит поплакать. И еще она облачилась в глубокий траур. Но на днях ужасная мысль ударила ей в голову, и как раз в тот момент, когда она лепила фрикадельки, она разразилась целым потоком слов:

— С ума я, что ли, сошла, носить красные брюки, когда Улле взял да и помер!

Затем она ударилась в слезы, да так горько плакала, что если бы Улле услышал ее, он бы наверняка сказал то, что так часто говаривал при жизни:

— Все правильно! Женщины должны плакать!

Потрясение номер три случилось сегодня, и это было так неприятно, что мне даже не хочется говорить об этом. Я выполняла поручение мамы и, проходя мимо дома, где живет Марианн, увидела Стига Хеннингсона, стоявшего в воротах.

— К твоим услугам, — сказал он. — Послушай-ка, Марианн очень хочет поговорить с тобою.

«Странно, — подумала я, — ведь всего пару часов назад я встречалась с Марианн в школе». Но все равно я потопала вверх по лестнице — узнать, что ей нужно. Стиг последовал за мной. Как тебе, возможно, известно, он живет в том же пансионе, что и моя подруга.

Мы вошли, но никакой Марианн там не Пило, и вообще ни одной живой души.

— Она в моей комнате, — сказал Стиг.

Не знаю, поверила ли я ему, но во всяком случае вошла туда и посмотрела. Комната была пуста.

— Тогда, наверное, она вышла, — произнес Стиг.

И захлопнул за собою дверь.

— Мне кажется, ты чертовски мила, Бритт Мари, — немного погодя сообщил он.

— А мне, черт побери, тысячу раз наплевать, что ты думаешь, — выругалась я. — Выпусти меня!

— Чего спешишь, — уговаривал он. — Мы ведь можем немножко побеседовать!

— Мне ведь не о чем с тобой говорить, — разозлилась я. — А теперь я пойду!

— Не верю, — подло улыбаясь, проговорил он и подошел чуть поближе. — Не будь такой спесивой, Бритт Мари. Тебе никогда не завоевать любовь парня, если ты не станешь чуть помягче и не пойдешь ему навстречу.

— Думаю, ты не способен судить, что любят и что не любят парни! — в ярости вскричала я. — Как ты можешь с высоты своего роста разговаривать, как сопливый щенок!

И я пошла прямо к двери. Он схватил меня, но Сванте и я, верно, не случайно тренировались, нанося удары джиу-джитсу [94] Джиу-джитсу — японская система борьбы. друг другу. А к тому же ты ведь знаешь доморощенные уловки негодяев. Я вырвалась и, злая, как паучиха, выскочила за дверь. Волосы у меня стояли дыбом. Почти в ту же самую минуту вернулся домой Оке, он тоже живет здесь… Понимаешь, у фру Линдберг самый большой школьный пансион в нашем городе… У меня было большое желание попросить Оке помочь мне отколотить Стига. Но каким бы хорошим ни был маленький добрый Оке, он не борец. Так что я без единого слова рванула дальше.

Во мне все кипело от бешенства, и я была вынуждена выпустить пар; поэтому, вернувшись домой, я рассказала обо всем Сванте.

— Выйди из дома и убей кошку! — сказал он, потому что увидел, как мне необходимо разрядиться и излить свой гнев. Но сам он был не менее зол, чем я, и это замечательно подействовало на меня.

— Как плохо, когда тебе всего лишь четырнадцать лет, — вздохнул он, — а иначе этому подлецу не поздоровилось бы, я быстро начистил бы ему морду!